Песнь о лучшей собаке

И продали коня наконец. И всё было готово.
Ничего не припомню – как шли там пред этим дела.
Только видел в окно: изогнулась рогами корова,
Уперлась тяжело – и за кем-то устало пошла.

Только где-то вверху прокричала испуганно галка,
И на сердце моё навалился неведомый груз.
И заплакала мать, заслонясь уголком полушалка,
И родитель, вернувшись, под стол запустил свой картуз.

И настало то утро, зачавшее это сказанье,
И подводы со скарбом стояли уже у крыльца.
И столпился народ и галдел, как на общем собранье,
Хлопотали отцы, не забыв про стаканчик винца.

И стучал молоток, забивая горбыльями окна,
И лопата в саду засыпала у погреба лаз.
И родная изба, что от слёз материнских промокла.
Зазвучала, как гроб, искони поджидающий нас.

Это было – как миф. Это было в те самые годы,
Где в земной известняк ударял исполинский таран.
И гудела земля. И гремели вселенские своды.
И старинный паром уходил в Мировой океан.

И скрипели воза. И мотались тюки и подушки,
И все бабкины кадки вели стукотню на ходу.
И не я ль восседал там на самой последней верхушке 
И дудел на прощанье да в ту ли пастушью дуду?

Уж давно деревенька ушла за овсяный пригорок,
А народ – всё старался, держась возле наших телег.
И совали нам пышки и всякое млеко и творог,
Словно там, впереди, ожидал нас лихой печенег.

Было всё, как и надо, и слёзы, и пляска, и драка.
Только – что там за крик у последних заветных берёз?
Обернулись, глядим: а за нами там шпарит собака,
Дорогая собака – мой собственный праведный пёс!

Ах ты, рыжий космач! Золотой мой чумазый дружище!
Да куда ты бежишь? Для какой неизвестной блохи?
Уходи-ка назад и храни там своё пепелище, 
И грызи свою кость под крылом уже новой стрехи.

Успокойся, прошу. Не скачи ты ко мне на поклажу.
Я и сам вот реву. И готов за тобою везде.
Только мы ведь тебя передали в колхозную стражу, –
Послужи-ка, вахтёр, на иной, небывалой стезе.

А меня позабудь. Не рискуй своей пёсьей отвагой.
Уезжаю туда, где совсем не такие дворы.
Я и сам ведь, кажись, проживу захудалой дворнягой,
И тебе уже, брат, не отыщется там конуры...

А собака всё мчалась, визжа и крутясь под ногами,
И пронзали меня эти вопли, как спицы, насквозь:
Это сердце моё по-собачьи визжало за нами...
Это детство моё, как собака, за мною гналось...

Ах ты, псина моя! Ты послушай, как стонут кукушки!
Пронесутся года и такой прошумит тарарам!
И никто здесь не вспомнит о той ли смешной деревушке,
Где мы вместе с тобой кувыркались по вешним цветам.

Пронесутся года – и взойдут здесь вселенские маки,
И сгорят наши кости в горниле закатов иных...
А уж если ко мне и приткнутся другие собаки,
Я припомню тебя – и для внука спою этот стих.

1982