​​​​​​​Серна в потерянном рае

На Богочеловеческом пути
Серна в потерянном рае. Исповедь

Я – серна. Во вселенной я чувствую скорбь. Давным-давно Кто-то «изгнал на землю все скорбное во всех мирах и из этого отлил мое сердце. И с тех пор я – живое чувство скорби. Живу тем, что из всех существ и из всей твари высасываю скорбь. Черными каплями скорби изливается в мое сердце каждое существо, как только я к нему приступаю. И черная роса скорби, подобно тонкой ниточке, струится в моих венах. И там, в моем сердце, черная роса скорби переплавляется в бледно-голубоватую.
По моему существу разлита какая-то магнетическая сила скорби. И все скорбное в мире она неодолимо привлекает и слагает в моем сердце. Поэтому я – самое скорбное из всех творений. У меня есть слезы на боль каждого... Не смейтесь обо мне, о, смеющиеся! Я изумлена сознанием того, что в этом горестном мире есть существа, которые смеются. О, проклятый и самый проклятый дар: смеяться в мире, в котором кипит скорбь, клокочет боль, опустошает смерть! Какой дар обреченных!.. Я от печали никогда не смеюсь. Да и как мне смеяться, если вы настолько грубы и суровы, вы – смеющиеся, если вы так злы и отвратительны! А отвратительны и безобразны вы от лукавства. Ибо только лукавство обезображивает красоту земных и небесных творений... Я вспоминаю, припоминаю: эта земля когда-то была раем, а я – райской серной. О, воспоминания, от которых я восхищенно понесусь из радости в радость, из бессмертия в бессмертие, из вечности в вечность!..
А сейчас? – Мрак плотно покрыл мои очи. На всех путях, по которым я хожу, лежит густая тьма. Мои мысли каплют слезами. А чувства кипят скорбями. Все мое существо охвачено каким-то неугасимым пламенем скорби. Все во мне горит скорбью и никак не сгорает. И я несчастна уже потому, что есмь: вечно сжигаемая жертва на вселенском жертвеннике скорби. А вселенский жертвенник скорби – это земля, серая и угрюмая, бледная и сумрачная планета...
Мое сердце – это неприступный остров в бескрайнем океане печали. Неприступный для радости. Неужели каждое сердце – неприступный остров? Скажите мне, имеющие сердце! Знаете ли, чем окружены ваши сердца? А мое – океанскими впадинами и безднами. И постоянно утопает в них. И никак не выберется из них, не выйдет отсюда. Все, за что ни ухватится – мягкое, как вода. Поэтому глаза мои затуманены слезами, а сердце разрывается от воздыханий. Больны зеницы мои, ибо непроглядная полночная тьма спустилась в них. Вчера вечером солнце зашло в глазах моих, а сегодня утром не родилось. Оно утонуло во мраке моей скорби. Нечто страшное и жуткое проходит через мое существо. Страшит меня все, что вокруг меня и надо мной. О, если бы я убежала от ужасов мира сего! Но существует ли какой-либо мир без ужасов? Я замурована мучениями, одурманена полынью, пресыщена желчью. Испуганно пробуждаю сердце мое от опьянения скорбью, а оно все более насыщается. Душе своей, перепуганной и расточенной ужасами мира сего, кричу, чтобы она ко мне вернулась, а она еще все дерзновеннее убегает от меня, горестной и печальной.
Я – серна. Но чем? Не знаю. Вижу, но как – и это не разумею. Живу, но что такое жизнь – не понимаю. Люблю, но что такое любовь, не могу постигнуть. Стражду, но как во мне возникает, растет и созревает страдание – этого никак не уразумею. И вообще, очень мало понимаю того, что во мне и вокруг меня. И жизнь, и любовь, и страдание – все это шире, глубже и бесконечнее моего знания, разумения и понимания. Кто-то спустил меня в этот мир и в мое существо вложил немного разума, потому и разумею я нечто от мира вокруг себя и нечто от мира в самом себе. Все что-то непонятное и необычное смотрит на меня из каждой вещи, потому и боюсь. А мои большие глаза, потому ли они большие, чтобы как можно больше вместить в себя невмещаемого, охватить необъятного, узреть незримого?
Конец скорби; кто-то разлил во мне, и сделал бессмертным, и увековечил нечто такое, что продолжительно, как бессмертие, и огромно, как вечность. Это – внутреннее чувство любви. В нем – нечто всемощное и непреодолимое. Оно разливается через все мои чувства, через все мои мысли и обладает всецелым моим существом. Мое существо подобно маленькому, крохотному острову, а вокруг него бесконечно простирается, разливается и переливается она, загадка моей души – любовь. Куда бы я ни двинулась в своем существе, везде наталкиваюсь на нее. Это нечто вездесущее во мне и в то же время самое близкое. Во мне «я существую» равно тому, что «я люблю». Любовью есмь то, что есмь. Быть, существовать для меня значит то же, что любить. И разве может быть существо без любви? О таком существе не ведает мое сердце – сердце серны.
Не оскорбляйте любовь во мне. Ибо вы оскорбляете мое единственное бессмертие, мою единственную вечность. А вместе с тем – и мою единственную бессмертную и вечную ценность. Ибо что такое ценность, если не то, что бессмертно и вечно? А я бессмертна и вечна лишь любовью. Это для меня все. Этим и чувствую, и мыслю, и смотрю, и слышу, и вижу, и знаю, и живу, и пребываю в бессмертии. Когда говорю «люблю», я этим охватываю все свои бессмертные мысли, все свои бессмертные чувства, все свои бессмертные стремления, всю свою бессмертную жизнь. С этим я выше всех смертей, выше всего небытия, и это я – серебристая, нежная, пугливая серна...
По ужасным пропастям и страшным безднам проходит любовь моя к тебе – голубое небо, к тебе – благий человек, к тебе – цветущая дубрава, к тебе – благоухающая трава, к тебе – Всеблагий и Вселюбящий! Через мириады смертей пробивается любовь моя к Тебе, о мое сладкое Бессмертие! И потому скорбь – это мой постоянный спутник. Любая грубость – для меня целая смерть. Больше всего грубостей в этом мире я претерпела от того существа, которое зовется человеком. О, иногда он приносит смерть всем моим радостям. Очи мои, смотрите мимо него и выше него, к Тому – Вседоброму и Всемилующему! Доброта и нежность – это для меня жизнь, это бессмертие, это вечность. Без доброты и нежности жизнь – это ад. Чувствуя доброту Вседоброго и благость Всеблагого, я вся нахожусь в раю. Нагрянет на меня грубость человеческая – о, тогда наваливается ад со всеми своими ужасами. Потому я и боюсь человека, каждого человека, кроме доброго и нежного.
Я на краю потока, берега которого украшены голубыми цветами. А поток этот из моих слез. Ранили меня люди в сердце, а вместо крови потекли слезы. Нежные небеса, вот, я сказую вам свою тайну: вместо крови в сердце у меня слезы. В этом моя жизнь, в этом моя тайна. Потому и плачу я за всех скорбящих, за всех невинных, за всех униженных, за всех оскорбленных, за всех голодных, за всех беспризорных, за всех огорченных, за всех измученных, за всех опечаленных. Мои мысли от скорби быстро путаются и превращаются в чувства, а чувства изливаются в слезы. Да, чувства мои бесконечны, а слезы бесчисленны. И почти каждое мое чувство скорбит и плачет, ибо стоит ему выйти из меня в окружающий мир, как сразу оно натыкается на какую-нибудь человеческую грубость. О, и есть ли существо более грубое и суровое, нежели человек?..
Зачем я заброшена в этот мир, зачем оказалась среди людей? Ах, когда-то давным-давно, когда в своих густых и бескрайних лесах я не знала о людях, мир был для меня радостью и раем. И свои райские настроения и восхищения я радостно сплетала среди благоуханных цветов и стройных берез, среди тихих дубрав и голубых небес. Но в мой рай вступил он, грубый, суровый и заносчивый, он – человек. Он потоптал мои цветы, вырубил дубравы, помрачил небо. И вот, мой рай превратился в ад... О, я не питаю к нему ненависти за это, но мне жаль его. Жаль потому, что у него нет понятия о рае. А большего, нежели этот, нет ужаса для творений, какими бы они ни были. Знаете, серна не может ненавидеть; она может только жалеть и сострадать. Все обиды, все грубости она отсекает скорбью и состраданием. Скорбь – вот ее мщение. Скорбь, проникнутая состраданием... О, люди, как вы суровы и жестоки! Я слышала, что существуют демоны. Неужели возможно, чтобы они были хуже людей? Я молю только об одном, одного желаю – чтобы не быть душой в человеке, чувством в человеке, мыслью в человеке...
Всякую человеческую грубость я переживаю как тяжелый удар в сердце. Оттого на сердце появилась язва. О, сколько язв у меня на сердце. О, сколько ударов!.. Ах, да! Я же в потерянном рае, серна в потерянном рае! О, смилуйся надо мной, Всеблагий и Вселюбезный! Целое скопище язв, одна возле другой, одна на другой – и так образовалась глубокая рана в сердце! О, спаси меня от людей, от грубых и злых людей! Этим ты мой мир претворишь в рай и мою скорбь в радость...
Больше всего, что можно любить, люблю – свободу. Она заключается в доброте, в нежности, в любви. А зло, грубость, ненависть – это рабство в своем самом худшем облике. Рабствующие им рабствуют смерти. А есть ли более страшное рабство, чем смерть? В такое рабство уводят людей те, кто измыслил и сотворил зло, жестокость и ненависть. А меня послали в мир, сказали и прорекли, определили и предначертали – будь скорбью и любовью. И я всем существом исполняю свое назначение – скорблю и люблю. Скорблю через любовь, люблю через скорбь – да и могу ли иначе в мире, населенном людьми? Моя жизнь заключена в этих пределах, в этих рамках.
Я вся – сердце, вся – око, вся – скорбь, вся – любовь, и потому меня потрясает страх, тот умиленный страх, о котором знает лишь печальная серна...
В своем высокомерии люди даже и не подозревают, какие многообразные и чудесные чувства носим в себе мы, серны. Между нами и вами, люди, зияет пропасть, и ни мы не можем к вам перейти, ни вы к нам. У вас нет органа чувств для нашего мира. Если бы мы, серны, сердцем перешли в вас, то перешли бы в ад. Когда-то мы были в раю. Вы, люди, превратили нам его в ад. Что демоны для вас, то вы, люди, для нас. Рассказывали нам березы: «Мы видели сатану, спадшего с неба на землю: он ниспал посреди людей и – остался там. Он, отпавший от небес, заявил: “Приятнее всего мне быть среди людей; у меня есть свой рай – это они, люди...”»
Знаю и предчувствую: меня ожидает бессмертие – лучшее, чем человеческое. Для вас, людей, там, на том свете, существует и ад. А для нас, серн – только рай. Ибо вы, люди, сознательно и добровольно замыслили грех, зло и смерть, да и нас, без нашего на то согласия, повлекли туда своей мерзостью и злобой, поскольку имели над нами власть. Поэтому вы будете отвечать и за нас: за все наши муки, горести, страдания и смерть. Вы понесете кару за нас и из-за нас... Я слушала, как голубое небо шептало черной земле эту вечную истину: «Люди в день Суда дадут ответ за все муки, за все страдания, за все беды, за все смерти земных существ и тварей. Все животные, все птицы, все растения встанут и обвинят род человеческий во всех болях, во всех обидах, во всем сотворенном зле и во всех смертях, которые он им причинил в своем гордом грехолюбии. Ибо с родом человеческим, перед ним и за ним шествуют грех, смерть и ад».
Если бы я выбирала между творениями, я бы скорее выбрала тигра, чем человека, ибо он менее кровожаден, нежели человек; я бы скорее выбрала льва, ибо он менее свиреп, нежели человек; я бы скорее избрала гиену, ибо она менее отвратительна, чем человек; я бы скорее выбрала рысь, ибо в ней меньше зла, чем в человеке; я бы скорее избрала змею, ибо в ней меньше лукавства, нежели в человеке; я бы скорее выбрала любое чудовище, чем человека, ибо и самое страшное чудовище менее страшно, нежели человек... О, истину говорю, говорю из самого сердца. Ибо человек измыслил и сотворил грех, смерть и ад. А это хуже самого плохого, чудовищнее самого чудовищного, страшнее самого страшного на небе и на земле.
Я услышала, как поток слез прожурчал: «Люди хвалятся каким-то разумом». А я взираю на них по их главным делам – греху, злу и смерти. И делаю вывод: «Если их разум исчерпывает себя тем, что придумал и сотворил грех, зло и смерть, тогда это не дар, а проклятие. Разум, живущий и выражающий себя через грех, – это наказание Божие. Великий разум – великое наказание. Если бы мне сказали, что я разумна – разумна по человеческому понятию, – то этим бы меня оскорбили. Если такой разум составляет единственную похвалу людей, то я не только отрекаюсь от него, но и проклинаю его. Если бы от него зависели даже мой рай и мое бессмертие, я бы навсегда отреклась от рая и от бессмертия. Разум без доброты – это наказание Божие. А великий разум без великой доброты – это невыносимое проклятие.
С разумом, но без доброты и нежности человек – это законченный демон. Слышала я от небесных Ангелов, омывающих крылья в моих слезах: дьявол – это великий разум, нисколько не имеющий доброты и любви. И человек – именно это, когда у него нет доброты и любви. Человек разумен, но без доброты и милосердия он – ад для моей нежной души, ад для моего печального сердца, ад для моих незлобивых очей, ад для моего кроткого существа. К одному желанию возлетает моя душа: чтобы не жить мне ни на этом, ни на том свете рядом с разумным человеком, не имеющим ни доброты, ни сострадательной нежности. Только так я соглашаюсь на бессмертие и вечность. Если же нет, то истреби меня, Боже, и претвори в небытие!»
«В давние времена, – повествовали белые серны, – по земле прошел Он, Всеблагий и Всемилостивый, и землю превратил в рай. Где ступали Его ноги, тут наступил рай. На все существа и на всю тварь из Него изливалась бесконечная доброта, и любовь, и нежность, и милость, и благость, и премудрость. Он ходил по земле и низводил на землю небо. Звали Его Иисус. О, в Нем мы видели, что человек может быть дивным и прекрасным только тогда, когда он безгрешен. Он скорбел нашей скорбью и с нами оплакивал те злодеяния, которые причинили нам люди. Он был с нами, равно как и против плодов человеческого преслушания – греха, зла и смерти. Он любил все творения нежно и сострадательно, любил их какой-то Божественной грустью и защищал от человеческого греха, от человеческого зла, от человеческой смерти. Он был и навсегда остался – нашим Богом, Богом скорбных и опечаленных тварей, от самых малых до самых больших.
Только те люди, которые похожи на Него, – любезны нам. Они – наш род, наше бессмертие и наша любовь. Душа этих людей соткана из Его доброты, и милосердия, и любви, и нежности, и благости, и праведности, и премудрости. Их разум божественно мудр, божественно добр, божественно кроток, божественно милосерд. Они подобны светлым и святым Ангелам. Ибо великий разум и великая доброта, соединенные воедино, – это и есть Ангел.
Поэтому вся наша любовь устремляется и спешит к Иисусу: Всеблагому, Вседоброму, Всемилостивому, Всемилосердому. Он – Бог наш, и Бессмертие наше, и Вечность наша. Его Евангелие – больше наше, нежели человеческое, ибо в нас больше Его доброты, Его любви, Его милосердия... Он, о, благословен Он во всех сердцах на Небе и на земле! Он – Господь и Бог наш! Он – наше сладкое утешение в этом горьком мире, который проходит, и наша вечная радость в том бессмертном мире, который грядет...»

На Богочеловеческом пути. Путь Богопознания

Этот текст под замысловатым названием «Серна в потерянном рае» опубликован в конце сборника статей о. Иустина «Бездны философии» (Мюнхен, 1957) (на сербск. языке).