Утихает шум дня, и солнце на западе краснеет, стыдясь утренней своей страсти и разбитых надежд. А Черный Ворон воткнул посох на поросшей соснами горе и отправился вслед за заходящим солнцем, вокруг земли, не давая солнцу ни зайти, ни взойти, ибо хотелось ему увидеть всю планету под одним углом солнечного освещения. Когда же, пройдя путь по кругу, вернулся он вновь на гору, стали спрашивать зеленые сосны и рыжие лисицы под соснами, и пестрые птицы на ветвях, и глазастые рыбы из серебряного озера — его старые знакомые — все стали расспрашивать:
— Расскажи, Ворон, что видел ты, пройдя за солнцем вокруг земли?
Посмотрел Ворон всемилостивым взглядом на зеленые сосны, на рыжих лисиц, на пестрых птиц, на глазастых рыб в серебряном озере и промолвил:
— Видел я самого себя, раздробленного, замаскированного, отчужденного, самозабытого, скованного — самого себя.
Видел без числа глупцов со скипетрами мудрости, и Бога, распятого в них.
Видел много жестоких властителей с признаками Божией милости, и Бога, распятого в них.
И множество святых, облаченных в смирительную рубашку стыда, и Бога, распятого в них.
И множество злоумышленников во главе стола, и Бога, распятого в них.
И множество злоречивиев с руководством в руках, и Бога, распятого в них.
И множество злодеев в пурпурных тогах славы, и Бога, распятого в них.
Видел сыновей, взбунтовавшихся против Отца, и Отца, угодливо служившего сыновьям.
Но наибольшее из того, что я видел, — не человек без греха, а человек, сознательно и добровольно искупающий свой грех.
Возвышение униженного Бога — единственное, что мне представлялось большим даже самого Бога, и несравненно большим земли.
И видел я, близнецы мои, всюду видел когти Люцифера, хотя они редко не спрятаны в перчатках; и рога его, хотя они редко не спрятаны под колпаком; и бесцветные глаза его, хотя они редко не спрятаны за цветными очками; и ледяное лицо его, хотя оно редко показывается без доброй маски; и меч в руке его, хотя он редко появляется без креста; и маслиновую ветвь мира па груди его, хотя она редко носится без отравленной стрелы; и нарцисс любви в волосах его, хотя он редко не оплетен змеями.
Страха большого исполнились зеленые сосны и рыжие лисицы, и пестрые птицы, и глазастые рыбы в серебряном озере, а затем спросили еще у Черного Ворона:
— А скажи нам, Близнец Ворон, сделало ли тебя путешествие за солнцем счастливее, богаче?
Ответил Ворон:
— Если бы даже весь снег и сахар превратился, а вся влага дождей в мальвазию, горечь души моей не была бы заслащена. Ибо душа моя не желает сладости извне. Да она и не пить сладость стремится, а поить сладостью.
Если бы и вся пыль под ногами моими в изумруды превратилась, а все листья на деревьях в алмазы, богатство мое бы не увеличилось. Ибо душа моя не ожидает богатства извне. Ее желание, и крест ее — обогатить себя собою, а не одеждами.
Если бы мне все лестные слова высказали, все почести оказали и все престолы дали, ничто бы не смогло уменьшить печаль мою, кроме душ, которые бы присоединились к душе моей, которые бы слились с душой моей и мою душу удвоили, утроили, вовсечеловечили.
И еще спросили зеленые сосны и рыжие лисицы, и пестрые птицы, и глазастые рыбы из серебряного озера:
— Каков же тот путь, который прошел ты, Ворон?
— Это круг, — ответил Ворон. — Он такой же, как и тот, который вы проходите, когда движетесь и даже когда не движетесь.
Я проходил сквозь растения и минералы, увидел себя в них, и через них к себе пришел.
Проходил я через скимнов и змей, через ареланов гневных и голубей, при хижинах обитающих, и через них возвращался к себе.
Проходил я через железо и ртуть, через хрусталь и драгоценные камни, через уголь и радий, и, оглядевшись, оказался сновав себе.
Вселялся я во мхи полярные и в грибы болотные, и не обнаружил чуждости.
Летел я с ветром и дремал с черепахами, и круг все-таки составлялся.
Я трещал вместе с кузнечиками, гудел со шмелями и куковал с кукушками, и когда оглядывался вокруг себя, видел тот же круг.
Несся я по горизонтали, зарекшись: «Не буду больше двигаться по кругу!» Но когда считал, что я на краю вселенной, видел опять замкнутое кольцо.
Вновь и вновь оказывался я в обличьях разных людей, в шкурах зверей, в одеяниях цветов, отыскивая чуждость, но когда считал, что забрался в самую дальнюю даль, по невидимому кругу возвращался я в самую ближнюю близость.
Я бежал от себя, чтобы избежать неизбежного, но когда падал от усталости, видел, что я в своей привычной постели.
Еще об одном решили спросить зеленые сосны и рыжие лисицы, и пестрые птицы, и глазастые рыбы из серебряного озера:
— Можем ли мы помочь тебе, Ворон, близнец всего существующего?
— Не можете помочь мне, если не поможете всему. А всему поможете, думая о Всечеловеке.
Знайте, близнецы мои: Всечеловек — Распятый Бог во всем. Все, что есть на земле, — это кресты Распятого Бога.
Всечеловек — то, что во лжеце не лживо, не воровато в воре, не поджигательно в поджигателе, что не разрушительно в завоевателе, и не блудно в блуднике, и не пугливо в запуганном, и не жадно в жадном, и не боязливо в умирающем. Это Всечеловек.
Всечеловек, близнецы мои, — то, что воспринимается как крылатое в змее, как свежее в гнилом яблоке, несебялюбивое в барсуке, непреходящее в сосне, неотъединенное в лисице, непобедимое в птице, счастливое в рыбе, созидательное в серебряном озере и живое в кладбище. Это Всечеловск.
Всечеловек— Мать Люцифера, которая попустила, чтобы сын ее унизил, измельчил, умалил, стеснил, оплевал и распял — все из любви материнской к сыну.
Я хочу восстановить Мать, собрать ее, вернуть ей силу, овсесилить и воскресить.
Клянусь вам Распятой Матерью, что эту волю свою исполню, с вашей помощью.
Сверхчеловек строил башни на неравных основаниях внешних различий мира. Поэтому его башни обрушились.
А мы будем строить башню нового мира, новой истории на основании внутреннего — самого что ни есть внутреннего — равенства всего, или распятости всего.
Поэтому и говорю вам, близнецы мои: не можете мне (и себе) помочь, если не поможете всему. А всему сможете помочь, думая о Всечеловеке. Прежде всего думая о Всечеловеке.
Оставить комментарий