Поэт, эссеист, публицист, автор сказок для детей и взрослых
Кто озарит
на верхних этажах,
тому и верю.
Всё, что мы можем — принять Христа. В этом величие и сила человека. Остальное — ничто, всё наше — ничто и даже хуже: змея в шоколаде.
Важно не путать чистоту абсолютную и чистоту момента. В моменте постижения истины быть чистым легко, потому что истина захватывает целиком. В любви нет страха именно поэтому. Абсолютная чистота даже святым недоступна, а относительная — доступна каждому человеку, если он сумеет полюбить истину и удерживаться в этой любви какое-то время. Святые — это не безгрешные люди, а умеющие удерживать себя в любви к истине длительное время, настолько длительное, что почти всегда.
Любить Бога надо в ближнем — живом, который рядом. Тогда открывается Христос как жизнь, а не только как истина.
Истина - не дробится, она - целая. Себя дробят люди, когда «дробят истину» на множество полуправд. Истина только и собирает человека воедино.
Достоинство — это собранность воедино, наличие всех частей целого на своих местах и нахождение этих частей в правильных отношениях друг с другом — т.е. отношениях целостности.
Есть вещи интуитивно понятные, но никак не выразимые, или выразимые с большим трудом. Наше понимание предшествует языку, оно - над языком, а не в языке. Понятийная сетка языка набрасывается на то, что понимается — чтобы можно было оперировать понятым (мыслить), а не просто для понимания.
Любовь — единственный надёжный дом.
Поэтический ответ всегда единственный. Он не приходит повторно без реального вопрошания, а реальное, бытийное, вопрошание всегда единично, ибо исчезает после получения ответа. Хула на Духа Святого — это игнорирование, попрание поэтического ответа, когда тебе дано знать, но ты игнорируешь это знание и действуешь по-своему ветхому разумению.
Сверху светлая черта,
Снизу тёмная черта.
И не вырваться наружу. Жизнь меж ними заперта.
И бурлит она, бурлит,
От неё душа болит,
И ничто на белом свете эту боль не утолит.
Между облаком и ямой,
Меж березой и осиной,
Между жизнью лучшей самой
И совсем невыносимой,
Под высоким небосводом
Непрестанные качели
Между босховским уродом
И весною Боттичелли.
А посреди земного ада
Звучала звонкая рулада,
Пылали маки в том аду,
Цвела кувшинка на пруду.
Кувшинка на пруду белела,
А сердце все равно болело,
Господь о помощи просил,
И жить едва хватало сил.
Чем дальше в лес, тем больше дров,
Тем больше слёз, тем меньше слов,
Скуднее мой запас словарный,
И пары нет для рифмы парной.
И мнится: рифму обрести,
Как жизнь кому-нибудь спасти.
Пока я стихами с судьбой говорила,
Судьба моя щедро листвою сорила,
Бросала мне под ноги лист золотой…
О счастье, весь день заниматься тщетой:
Бросать шелестящее слово на ветер
И ждать, чтобы кто-то поймал и ответил.
***
Ну да, живые умирают,
Но жизнь идёт, и кровь играет,
И вовсе нет паралича
У тени или у луча...
Меня слова в обиду не дадут.
Ну как им за меня не заступиться?
Ведь я же научила их светиться,
Сиять и загораться там и тут.
Ведь я их научила заглянуть
В чужую душу, вставши спозаранку,
И, увидав болезненную ранку,
На эту ранку бережно подуть.
И я одна из тех, кто был в коросте
И в язвах, и кому ломали кости,
Терзали душу. Я была из тех,
Кто полагал, что он несчастней всех,
Кто вопрошал: «О, Господи, за что же?
И для чего? И как мне жить без кожи?».
Господь мне не ответил. Я сама
Всё поняла и не сошла с ума.
Я поняла: всё это надо, надо,
Чтоб знать, где рай, а где подобье ада,
Чтоб осознать, что жизнь без адских мук
И пыточных орудий – росный луг,
Немыслимое счастье и награда.
В пору долгих и тёмных ночей,
Когда нет ничего, никого, —
Мне бы лампу в пятнадцать свечей,
Чтобы видеть тебя одного.
И тогда всё опять на местах,
Всё имеет и смысл, и суть,
И ничтожны тревога и страх,
И надёжен к дальнейшему путь,
И не так уж черна темнота,
И, как божия птичка в раю,
Позабыв про труды и лета,
Безмятежные песни пою.
В эпицентре тоски и страданья,
Где затихни – услышишь рыданье,
В двух шагах от кровавой резни,
Неустанной и злобной грызни,
Возле пропасти, возле пожара,
На шершавой поверхности шара, —
Ставим стены, ребёнка растим
И страницами книг шелестим.
Всё ищешь опору? Боишься пропасть?
Всё ищешь к чему притулиться? Припасть?
Напрасно. Напрасно. Незыблемых нет.
Всё зыблемо: почва и кровля, и свет.
Но знаешь в чём всё-таки здесь благодать?
Что хрупким друг к другу дано припадать.
И знаешь что надо, чтоб мир этот жил?
Чтоб хрупкому хрупкий опорой служил.
Как могу я других утешать,
Если я и сама безутешна,
Если я и сама безуспешно
Тщусь больные вопросы решать?
И зачем, коль сама не мудра,
Я учу простодушного лоха,
Как дожить до последнего вздоха
На земле, что на беды щедра.
Спасибо тебе, что со мной разделил
Занудливый дождик, что сутками лил,
И сад погрустневший, что тихо отцвёл,
И путь, что в сегодняшний день нас привёл,
И вечер, что так незаметно настал,
Пришёл к нам и нас с тобой дома застал.
Если музыка есть, значит, тьма не кромешна.
Значит, с теменью можно справляться успешно.
И поют, и поют быстротечные нотки:
Мол, потери, потери, находки, находки.
О, как душу томят неумолчные звуки…
Разве можно, о Господи, взять себя в руки,
Если рвёт эта музыка душу на части,
На лету превращаясь в безумное счастье?
Ближе к делу, - твержу, - ближе к гиблому делу,
Ближе к хрупкой душе и к болящему телу,
Прямо в самую суть, прямо в нерв болевой…
О как трудно и страшно быть тварью живой
В том пространстве, где некогда мы оказались
И впервые на имя своё отозвались.
Года улетают, маня,
Суля неземное свидание.
О, время, включи и меня
В немеренный лист ожидания.
Хоть цель - откровенный мираж,
А зримое мнится и кажется,
Зато как хорош антураж,
Где луч то уйдёт, то покажется.
И вместо движенья вперёд -
Топтанье в исхоженной рощице,
Где тишь за живое берёт,
Где плачется сладко и ропщется.
А время-то нынче опять переломное.
Вновь что-то нам светит. А что — дело тёмное.
И места себе всё никак не найдём.
Никак не присядем, никак не дойдём.
А время-то нынче опять переходное,
Походное время, то бишь безысходное.
Хотя всё же нам обеспечен исход
Проверенный — с этого света на тот.
Начинала с того, что я краски сгущала,
Голоском полудетским о грустном вещала,
И когда я писала о скором конце,
Были скорбные складки на юном лице.
Но судьба мне дала кой-какие уроки
И заставила высветлить мрачные строки
И «тоска - волоска» перестать тасовать,
В безнадёжных тонах перестать рисовать.
И, стараясь забыть о конце и развязке,
Я мешаю неистово светлые краски.
Слова приходят, но они
Скорей похожи на рыданья,
И с миром каждое свиданье
Прощанью горькому сродни.
И как сегодня бытовать
Тому, чьё главное занятье -
Свою тетрадку, как объятья,
С утра пораньше открывать?
Это жизнь, это жизнь. Узнаю её руку
И способность творить из мелодии муку,
И способность рождать треволненье, волненье,
Не давая при этом душе избавленья.
Это жизнь, это жизнь. Узнаю её почерк
И таинственный лик, и загадочный прочерк
В той графе, что нужна для прямого ответа.
А она всё лепечет про краски рассвета
И про то, как способен светиться, искриться
Краткий миг, за который спешим ухватиться.
Заснула в доме, где каёмки,
Бахромки, в комнатном раю.
Проснулась — я на самой кромке,
Над гулкой бездной, на краю.
Проснулась непролазной ночью,
Что всё толкует не тая,
И вдруг увидела воочью,
Что протекает жизнь моя
Над самой пропастью, откуда
Смертельным холодом несёт?
И надо снова верить в чудо,
Что день наступит и спасёт.
Не мешайте ребёнку сиять,
Ну прошу, не мешайте,
И счастливых смеющихся глаз
Этот мир не лишайте.
Что он стоит – подержанный мир –
Без такого сиянья?
Без него он - скопление дыр
И сплошное зиянье.
Если долго за взглядом следить –
За младенческим взглядом,
То далёко не надо ходить,
Всё чудесное рядом.
А вот бы решалось всё кликом одним:
Вот кликнул на что-то, и мир твой храним.
Какой-нибудь буковки нужной коснулся
На чутком экране, и юным проснулся,
И нечего даже просить у небес.
Вот это удача! Вот это прогресс!
Что толку в хайтековской хитрой новинке,
Коль всё продолжает идти по старинке,
И не на что кликнуть, и негде нажать,
Чтоб близких своих на земле удержать.
День умеет втереться в доверие,
И внушить, что он счастья преддверие
И носитель несметных щедрот.
А пока я смотрю ему в рот,
День, - о, господи, - вот лицемерие! -
Потихонечку время крадёт
И на цыпочках к двери идёт.