Лариса Миллер

Что, Господи, делать и кто виноват?
Ты видишь, земля превращается в ад.
Как петь этой жизни «Осанна, осанна»,
Когда так безжалостен Domini Anno
Безжалостен, темен, коварен и дик?
И так необуздан Твой будущий миг,
Что кажется будто бы мир наш безбожен.
Но только поверю, что он безнадежен,
Как тихие спустятся с неба лучи,
Неся мне от рая земного ключи.

В этом мире непролитых слёз,
Где годами живут чуть не плача,
У меня непростая задача
Умилиться сиянью берёз
И тому, как умеет дрожать
Вешний воздух прозрачный и зыбкий,
И подобье блаженной улыбки
Хоть на время суметь удержать.

И всё-таки, всё-таки есть оправданье
Тому, что я долго торчу в мирозданье.
Ведь я же не просто живу и дышу,
Я с ближним своим поделиться спешу
Пареньем, волненьем, по мукам хожденьем,
Находкой, догадкой, своим заблужденьем.
Ведь я же не просто бездумно бреду,
Я рьяно дневник наблюдений веду.
А вдруг что-нибудь из него пригодится
Тому, кто сегодня собрался родиться.
А вдруг пригодится разумный совет
Как лучше добыть ускользающий свет
И как не позволить ему испариться,
Когда несусветное нечто творится.

Едва терпеть научишься,
Как тут же улетучишься.
Не тщись, земная тварь,
Счастливым не получишься,
Когда такая хмарь,
Так ветер больно режется
И не даёт понежиться,
В плечо и грудь бия…
И в чём душа-то держится
Бессмертная твоя?

Совершая путь извечный,
Каждый едет в пункт конечный,
Где обязан выходить,
Где любой сверчок запечный
Должен в бездну угодить.
А в неё так лень кидаться,
Так хотелось бы скитаться
Средь давно обжитых мест,
По кругам своим кататься,
Уплативши за проезд
Хоть натурой, хоть банкнотом...
Поворот за поворотом –
И везде узор иной:
То листва с её полётом,
То сирень живой стеной.

Сейчас, сейчас, сию минуту…
Забуду страх, забуду смуту
И, сбросив ношу, воспарю.
Я нетерпением горю.
Сейчас, сейчас. Мне только надо
Хоть как-то выбраться из ада.

О да, я лёгкая добыча, -
Лесная, солнечная, птичья, -
Навстречу всем лучам кидаюсь
И тут же в сети попадаюсь.
О да, я жертва светотени,
Словесных призрачных плетений
И неподкупной жёсткой яви,
Что всё вокруг разрушить вправе.

Сверху светлая черта,
Снизу тёмная черта.
И не вырваться наружу. Жизнь меж ними заперта.
И бурлит она, бурлит,
От неё душа болит,
И ничто на белом свете эту боль не утолит.

Между облаком и ямой,
Меж березой и осиной,
Между жизнью лучшей самой
И совсем невыносимой,
Под высоким небосводом
Непрестанные качели
Между босховским уродом
И весною Боттичелли.

А посреди земного ада
Звучала звонкая рулада,
Пылали маки в том аду,
Цвела кувшинка на пруду.
Кувшинка на пруду белела,
А сердце все равно болело,
Господь о помощи просил,
И жить едва хватало сил.

Чем дальше в лес, тем больше дров,
Тем больше слёз, тем меньше слов,
Скуднее мой запас словарный,
И пары нет для рифмы парной.
И мнится: рифму обрести,
Как жизнь кому-нибудь спасти.

Пока я стихами с судьбой говорила,
Судьба моя щедро листвою сорила,
Бросала мне под ноги лист золотой…
О счастье, весь день заниматься тщетой:
Бросать шелестящее слово на ветер
И ждать, чтобы кто-то поймал и ответил.

***
Ну да, живые умирают,
Но жизнь идёт, и кровь играет,
И вовсе нет паралича
У тени или у луча...

Меня слова в обиду не дадут.
Ну как им за меня не заступиться?
Ведь я же научила их светиться,
Сиять и загораться там и тут.
Ведь я их научила заглянуть
В чужую душу, вставши спозаранку,
И, увидав болезненную ранку,
На эту ранку бережно подуть.

И я одна из тех, кто был в коросте
И в язвах, и кому ломали кости,
Терзали душу. Я была из тех,
Кто полагал, что он несчастней всех,
Кто вопрошал: «О, Господи, за что же?
И для чего? И как мне жить без кожи?».
Господь мне не ответил. Я сама
Всё поняла и не сошла с ума.
Я поняла: всё это надо, надо,
Чтоб знать, где рай, а где подобье ада,
Чтоб осознать, что жизнь без адских мук
И пыточных орудий – росный луг,
Немыслимое счастье и награда.

В пору долгих и тёмных ночей,
Когда нет ничего, никого, —
Мне бы лампу в пятнадцать свечей,
Чтобы видеть тебя одного.
И тогда всё опять на местах,
Всё имеет и смысл, и суть,
И ничтожны тревога и страх,
И надёжен к дальнейшему путь,
И не так уж черна темнота,
И, как божия птичка в раю,
Позабыв про труды и лета,
Безмятежные песни пою.

В эпицентре тоски и страданья,
Где затихни – услышишь рыданье,
В двух шагах от кровавой резни,
Неустанной и злобной грызни,
Возле пропасти, возле пожара,
На шершавой поверхности шара, —
Ставим стены, ребёнка растим
И страницами книг шелестим.

Всё ищешь опору? Боишься пропасть?
Всё ищешь к чему притулиться? Припасть?
Напрасно. Напрасно. Незыблемых нет.
Всё зыблемо: почва и кровля, и свет.
Но знаешь в чём всё-таки здесь благодать?
Что хрупким друг к другу дано припадать.
И знаешь что надо, чтоб мир этот жил?
Чтоб хрупкому хрупкий опорой служил.

Как могу я других утешать,
Если я и сама безутешна,
Если я и сама безуспешно
Тщусь больные вопросы решать?
И зачем, коль сама не мудра,
Я учу простодушного лоха,
Как дожить до последнего вздоха
На земле, что на беды щедра.

Спасибо тебе, что со мной разделил
Занудливый дождик, что сутками лил,
И сад погрустневший, что тихо отцвёл,
И путь, что в сегодняшний день нас привёл,
И вечер, что так незаметно настал,
Пришёл к нам и нас с тобой дома застал.

Если музыка есть, значит, тьма не кромешна.
Значит, с теменью можно справляться успешно.
И поют, и поют быстротечные нотки:
Мол, потери, потери, находки, находки.
О, как душу томят неумолчные звуки…
Разве можно, о Господи, взять себя в руки,
Если рвёт эта музыка душу на части,
На лету превращаясь в безумное счастье?

Ближе к делу, - твержу, - ближе к гиблому делу,
Ближе к хрупкой душе и к болящему телу,
Прямо в самую суть, прямо в нерв болевой…
О как трудно и страшно быть тварью живой
В том пространстве, где некогда мы оказались
И впервые на имя своё отозвались.

Года улетают, маня,
Суля неземное свидание.
О, время, включи и меня
В немеренный лист ожидания.
Хоть цель - откровенный мираж,
А зримое мнится и кажется,
Зато как хорош антураж,
Где луч то уйдёт, то покажется.
И вместо движенья вперёд -
Топтанье в исхоженной рощице,
Где тишь за живое берёт,
Где плачется сладко и ропщется.

А завершится всё слезами.
Глядят лучистыми глазами
На нас большие небеса.
Живём и знать не знаем сами,
Где будем через полчаса.

Где будем мы, что с нами будет,
Какие ветры лоб остудят,
И что в бараний рог согнёт,
И что уйти с земли принудит —
Какой невыносимый гнёт.

А время-то нынче опять переломное.
Вновь что-то нам светит. А что — дело тёмное.
И места себе всё никак не найдём.
Никак не присядем, никак не дойдём.
А время-то нынче опять переходное,
Походное время, то бишь безысходное.
Хотя всё же нам обеспечен исход
Проверенный — с этого света на тот.