Лариса Миллер

Начинала с того, что я краски сгущала,
Голоском полудетским о грустном вещала,
И когда я писала о скором конце,
Были скорбные складки на юном лице.
Но судьба мне дала кой-какие уроки
И заставила высветлить мрачные строки
И «тоска - волоска» перестать тасовать,
В безнадёжных тонах перестать рисовать.
И, стараясь забыть о конце и развязке,
Я мешаю неистово светлые краски.

Слова приходят, но они
Скорей похожи на рыданья,
И с миром каждое свиданье
Прощанью горькому сродни.
И как сегодня бытовать
Тому, чьё главное занятье -
Свою тетрадку, как объятья,
С утра пораньше открывать?

Это жизнь, это жизнь. Узнаю её руку
И способность творить из мелодии муку,
И способность рождать треволненье, волненье,
Не давая при этом душе избавленья.
Это жизнь, это жизнь. Узнаю её почерк
И таинственный лик, и загадочный прочерк
В той графе, что нужна для прямого ответа.
А она всё лепечет про краски рассвета
И про то, как способен светиться, искриться
Краткий миг, за который спешим ухватиться.

Заснула в доме, где каёмки,
Бахромки, в комнатном раю.
Проснулась — я на самой кромке,
Над гулкой бездной, на краю.
Проснулась непролазной ночью,
Что всё толкует не тая,
И вдруг увидела воочью,
Что протекает жизнь моя
Над самой пропастью, откуда
Смертельным холодом несёт?
И надо снова верить в чудо,
Что день наступит и спасёт.

Не мешайте ребёнку сиять,
Ну прошу, не мешайте,
И счастливых смеющихся глаз
Этот мир не лишайте.
Что он стоит – подержанный мир –
Без такого сиянья?
Без него он - скопление дыр
И сплошное зиянье.
Если долго за взглядом следить –
За младенческим взглядом,
То далёко не надо ходить,
Всё чудесное рядом.

А вот бы решалось всё кликом одним:
Вот кликнул на что-то, и мир твой храним.
Какой-нибудь буковки нужной коснулся
На чутком экране, и юным проснулся,
И нечего даже просить у небес.
Вот это удача! Вот это прогресс!
Что толку в хайтековской хитрой новинке,
Коль всё продолжает идти по старинке,
И не на что кликнуть, и негде нажать,
Чтоб близких своих на земле удержать.

День умеет втереться в доверие,
И внушить, что он счастья преддверие
И носитель несметных щедрот.
А пока я смотрю ему в рот,
День, - о, господи, - вот лицемерие! -
Потихонечку время крадёт
И на цыпочках к двери идёт.

Чтоб заказать такси – нажмите ноль,
Пол циклевать – нажмите единицу,
Хотите заказать салат и пиццу –
Нажмите два. А коль сия юдоль
Рождает хаос, панику внутри,
Раздрай, разор, разброд – нажмите три.

Коль скоро ты, мой друг, ещё не выбыл,
То, значит, у тебя еще есть выбор.
Ведь даже в рамках собственной страны
Дано узнать четыре стороны,
А то и пять, и шесть, и семь, и восемь.
Ты можешь поспешить туда, где просинь,
Ты можешь предпочесть просвету мрак,
Ты можешь, с бега перейдя на шаг,
Увидеть незамеченные грани
Того, сего. Ты можешь быть на грани...

Точно свет на маяке
Чей-то голос вдалеке.
Чей-то слабый голосок,
Как под ветром колосок.
Сквозь белесый полумрак
Я иду за шагом шаг,
Я иду, и не дышу,
И на голос тот спешу.
Отгорели все лучи.
Тихий голос, ты звучи.
В этом мире без лучей,
Дальний голос, чей ты, чей?
Глас людской ли, пенье ль птах,
Пенье ль ветра в проводах?

С чем я жизнь свою связала?
С небесами и с землёй,
И с зарёй, что светит ало,
И с воздушную струёй,
С птичьей стаей, что щебечет,
Заливается, поёт,
Хоть от хворостей не лечит,
Но закиснуть не даёт;
И с султанами сирени,
Что вот-вот сойдут на нет
И отбрасывают тени,
Столь похожие на свет.

А пишу я всегда об одном,
Даже если пишу об ином,
Даже если меняю слова,
Даже если картинка нова,
Даже если о радостях стих,
Всё равно проступает сквозь них
Горстка слов, что молитве сродни:
Боже мой, защити, сохрани.

А я скажу, что это сущий ад
И не возьму свои слова назад.
Наверное, доказывать не надо,
Что это ад или преддверье ада.

Но стоит мне услышать птичий грай,
Я говорю, что это сущий рай,
В котором жить вовеки не устану.
И брать назад свои слова не стану.

Снова летняя пора.
Птица серого пера
На моё окошко села,
Нечто звонкое пропела.
Больше нету новостей.
Если хочется вестей,
То придётся научиться
Понимать что молвит птица.

Моё время ушло. Я его проводила.
Было грустно смотреть, как оно уходило.
Как оно уходило средь белого дня,
На планете чужой оставляя меня.
И живу средь чужого цветущего мая,
Только птичек одних без труда понимая.

А другим какое дело,
Что измучен, наболело,
Что подавлен, что устал,
Что вторую ночь не спал.

И другой чернее тучи.
Жизнь его – провалы, кручи.
Он и сам стонал в ночи.
Так что лучше помолчи.

Ах, спасибо, рассвет, ты меня обнадёжил.
Ты количество светлых дорожек умножил.
Ах, спасибо тебе, ослепительный май.
Столько светлых дорожек, и каждая - в рай.
Ах, спасибо за лютики и медуницу,
И за пёстрый овраг, и за певчую птицу,
И за то, что опять небеса расцвели
И легко вокруг пальца меня обвели.

Ах, человек – ходячая мишень
Для метких пуль, осколочных снарядов,
Для стрел, несущих много разных ядов.
Ты хочешь жить? Ты утром пьешь жень-шень?
Напрасно. Не поможет. Не трудись.
Ты лучше завтра облачком родись.

Вы меня слышите там, вдалеке?
Видите, к вам я иду налегке.
Видите, к вам я всё ближе и ближе.
Пёс мой покойный мне руки оближет.
Он не навеки - земной этот кров.
Встретимся с вами без слёз и без слов.
Все мы, с земного сошедшие круга,
Просто затихнем в объятьях друг друга.

Три горчайшие таблетки
Запиваю молоком
И подобно малолетке
Не волнуюсь ни о ком.
Улетучилась тревога,
Испарился мой невроз,
Понемногу, понемногу
Станет жизнь долиной роз.
Три таблетки я глотаю,
Как предписано врачом,
И уже почти летаю,
Не горюя ни о чём.
Я таблетки без облаток
Принимаю три подряд...
Этот сон хорош, но краток.
А проснусь – и снова ад.

Интересно, как долго чирикает птица,
И когда-нибудь голос у птицы садится?
Интересно, надолго ли хватит скворца,
И способен ли он щебетать без конца?
Я пою, лишь пока за окошком светает,
А на тёмную пору меня не хватает.
Если даже попробую петь в темноте,
То легко обнаружу, что звуки не те,
Что не песню пою, а рыдаю, рыдаю
И в кромешную тьму, как в беду, попадаю.

Какой там смертный час, и что такое нети?
Как можно без меня прожить на белом свете?
Без чаяний моих, без моего смятенья,
Без горестей моих, и снов моих, и бденья?
И будут ли сиять в лесу осеннем краски
Без вздоха моего, и слов моих, и ласки?

Ну надо же - птички опять прилетели,
Как будто бы лучше не видели цели.
И вместо того, чтобы нас миновать,
Устроились здесь ночевать и дневать.
А ту, что вообще в двух шагах поселилась,
Я слушала, слушала и прослезилась.
Ведь мне-то казалось - я родом из мест
Таких, на которых поставили крест.
Я думала, нас облетают, обходят,
А птички отважно младенцев заводят.
А вдруг они чуют, что в воздухе есть
Намёк на благую, счастливую весть.
И пробую я, пусть весьма осторожно,
Поверить, что жить здесь и правда возможно.

Прости, о Господи, о Господи, прости
За то, что хочется подальше уползти
Из края отчего, в котором вечный мрак,
И в нём немыслимо и врозь нельзя никак.
Прости, о Господи, что я при свете дня,
Который должен быть подарком для меня,
При свете солнечном, как в темени кружу
И даже проблеска нигде не нахожу.