Лариса Миллер

Наш мир есть замысел Творца,
Но в нашей взбалмошной трактовке
Он стал ареной потасовки,
Войны без края и конца.

Наш мир возник, как Божий дар,
Но в нашем скверном исполненье
Он может стать в одно мгновенье
Безумным, как ночной кошмар.

О, как опасно подпускать
Людскую тварь к твореньям Божьим!
О, как мы губим и корежим
Мир, что пришел нам глаз ласкать.

Коль не находишь слов, тогда оставь пробел.
Ведь иногда пробел всех слов красноречивей:
Мол, мир твой потрясён до самых до основ,
И всех печальных слов тоска твоя тоскливей.
Коль нету слов, оставь пробел, просвет, зазор,
Лакуну, пустоту - пускай она зияет.
А вдруг она сулит неведомый узор,
А вдруг она, лучась, от радости сияет.

Меня уже давно могло не быть,
А я всё есть, всё землю населяю,
То слёзы лью, то радостно сияю,
Пытаясь где-то счастье раздобыть.
Хоть страшно жить у века на крючке,
С него стараюсь как-то не сорваться,
Чтоб хоть чуть-чуть ещё потусоваться
На этом невесёлом пятачке.

- Ты как? - мой друг меня спросил.
- Да так, - отвечу, - нету сил,
Которых лишь на то хватает,
Чтоб убедиться, что светает,
\И на заливистый привет
Шесть лёгких строк послать в ответ...

Весь мир состоит из малюсеньких «я».
Несметные «я» населяют планету.
Хоть целую вечность таскайся по свету,
Услышишь повсюду лишь «мой» и «моя».
Но коль повезёт, то из той пустоты,
Откуда вообще всё живое берётся,
Возникнет и грустному «я» улыбнётся
Такое родное и тёплое «ты».

Видишь, Господи, я тут,
Снова тут. Куда деваться?
Чтоб продолжить свой маршрут,
Надо встать и одеваться.
А ходить-то всё трудней –
То коряги, то овраги,
Да к тому же много дней
Мучит боль при каждом шаге...

Раз мы берём начало, как река,
То, значит, мы потом не пропадаем,
А, как река, во что-нибудь впадаем –
В отчаянье, в беспамятство, в века.
А я бы впала в детство – потому,
Что в нём не знают ничего о бездне,
А только знают детские болезни
И праздников ребячьих кутерьму,
И салочки, и прятки, и лапту,
И пёстрый мячик ловят на лету.

Ты знаешь, что со мной случилось?
Нить жизни сильно истончилась.
И так легко её порвать,
И так легко меня прервать,
Что, каждой радуясь минуте,
Спешу сказать о самой сути.

Сквозь тьму ночную прорвалась
И поняла, что жизнь сбылась,
И что моя с рассветом встреча
Ура – опять не сорвалась.
И неужели злая мгла
Меня затем лишь сберегла,
Чтоб эта сбивчивая строчка
На лист нетронутый легла?

Тьма никак не одолеет.
Вечно что–нибудь белеет,
Теплится, живет,
Мельтешит, тихонько тлеет,
Манит и зовет.
Вечно что–нибудь маячит...
И душа, что горько плачет
В горестные дни,
В глубине улыбку прячет,
Как туман огни.

Прогорели все дрова,
И пожухла та трава,
На какой дрова лежали.
И дощатые скрижали
Разрубили на куски
И пустили в ход с тоски –
Тяжело без обогрева.
Полыхай, святое древо,
Хоть теперь – увы, увы, –
Не сносить нам головы.

Но я-то ведь знаю, что счастье и горе – двойняшки.
Они друг без друга не могут. Они – близнецы.
Сегодня поют обалдевшие вешние пташки,
А завтра, а завтра из гнезд будут падать птенцы.
И будут затоптаны их разноцветные перья.
Так как же нам быть? Строить планы, влюбляться, рожать,
Всему вопреки не теряя надежды, доверья,
Я жить собираюсь, и нечего мне угрожать.

Сил осталось – ноль,
всё ушло в песок,
И кочует боль
из виска в висок…
Всё ушло в песок
золотой речной
Или стало в срок
лишь золой печной...

Неужели мы думали счастливо жить?
Неужели мы счастливо жить собирались
На земле, где душевные взлёты карались,
Где так страшно хоть чем-то всерьёз дорожить?
На планете, где с лёгкостью гибнут миры,
Где дары доставляют Троянские кони,
Где довериться можно лишь детской ладони
И болящему сердцу, что бьётся внутри.

Хоть верится слабо в счастливый конец,
Но каждый в душе - желторотый птенец
И ждёт ни войны, ни болезни, ни шторма,
А чьей-то опеки и сладкого корма.
И даже поживший, усталый, седой
Он верит, что он под счастливой звездой
Родился и дальше не смертные муки,
А чьи-то большие и тёплые руки.

Прошу вас слёзно - окликайте,
От чёрных мыслей отвлекайте.
Среди зимы, средь бела дня
Прошу, окликните меня,
Чтоб белый день, снежком узорным
Присыпанный, не мнился чёрным.

Я слово не держу. Я слово отпускаю.
На ветер я его доверчиво бросаю.
Пускай оно летит, свободно и крылато,
То в сторону зари, то в сторону заката.
Пускай оно войдёт с налёту в чью-то душу.
Я слово не держу. Свободу не нарушу.
И, вольный дух любя, я слово окрыляю,
Которым и себя и ближних исцеляю.

Я всех так долго утешала,
Так долго слёзы осушала,
Так уверяла: всё путём,
Так обещала, что найдём
Источник радости и света,
Что стала тоже верить в это.

А утром, когда я открыла глаза,
Текла по стеклу дождевая слеза.
Ночь кончилась. День начинается снова.
Что делать? Я к жизни совсем не готова.
Совсем не готова смешаться с толпой.
Просить свою пайку у жизни скупой.
Куда-то спешить, говорить, улыбаться,
На чём-то настаивать и колебаться.
Глаза закрываю и время тяну.
О Господи Боже, продли тишину,
Продли этот миг заревой и дремотный,
И дождь, шелестящий за шторой неплотной.

Неужто где-то там, в верхах
Нуждаются в моих стихах?
Неужто порешили где-то
Судьбу мою продлить до лета?
Неужто ради горстки строк
Продлили мой бытийный срок,
И эти сбивчивые строчки -
Причина чаемой отсрочки.
И, если брошу их писать,
То прекратят меня спасать,
И ни о чём меня не спросят,
А просто так - возьмут и бросят?

Разве можно любимых во тьму отпускать?
Разве можно такую беду допускать?
Коль нельзя перекрыть им в бездонность дорогу,
Надо Господа Бога позвать на подмогу
И сказать, достучавшись до самых небес:
«Мне любимые люди нужны позарез.
Чтобы были сохранны любимые люди,
Я Тебя, Боже мой, умоляю о чуде».

Где бы спрятаться, чтоб не нашли
Нас грядущие вторники, среды,
Четверги, приносящие беды,
Чтобы все они мимо прошли?
Где бы так поселиться, чтоб к нам
Все удачи, забавы, веселье
Приходили справлять новоселье
Под весенний неистовый гам
Птичьей стаи? И тем, кто гоним
И не вечен, куда бы податься,
Чтоб всегда на глаза попадаться
Лишь удачам, удачам одним?

Осенний ветер гонит лист и ствол качает.
Не полегчало коль еще, то полегчает.
Вот только птица пролетит и ствол качнется,
И полегчает наконец, душа очнется.
Душа очнется наконец, и боль отпустит.
И станет слышен вещий глас в древесном хрусте
И в шелестении листвы. Под этой сенью
Не на погибель все дано, а во спасенье.

Никуда не охота вторгаться, ломиться,
Лишь охота к родному плечу привалиться,
Лишь к родному плечу привалиться хочу,
Чтоб земная юдоль стала мне по плечу,
Чтобы море отчаянья, боли и тлена,
И печалей мирских стало мне по колено.