О христианской «наглости»

Что я называю христианской «наглостью»? То, что христианин имеет дерзновение думать, что он кому-то небезразличен в этом мире, и кто-то посторонний может «подвинуться» ради него, хоть и не должен. Наглость надеяться на чудо человечности и поддержки в трудных обстоятельствах. По нашим временам это даже — сверхнаглость, разве нет?

Человек человеку — кто?

Да, было время, когда человек человеку по умолчанию считался другом и братом — советское время. Оно не было идеальным, но выросшие в СССР — это особенные люди, которые понимали, к примеру, что нельзя человека выгнать просто на улицу (он же человек! — даже если беден, неуспешен, имеет не тот оттенок кожи или мыслит как-то иначе, по-другому). Ныне, к сожалению, другое время и другие люди, хотя и встречаются ещё прежние. Мы не смогли влиться в западную цивилизацию — генотип не тот, однако приобрели многие нелучшие их качества, которые не позволяют нам быть вполне представителями своей русской цивилизации. И только в христианской среде, как «рудимент» общественной жизни, сохраняется пока человечность и понимание того, что ближний — это не кум-сват-брат, а всякий человек, нуждающийся в нашей помощи. Более того, нуждающийся сам делает одолжение, подарок, тому, к кому обращается за помощью, предполагая найти в нём Человека.

Да, некоторые из нас с готовностью и радостью помогают. Другие, наоборот, держатся в сторонке от проблемных: кабы чего не вышло. И, возможно, правильно делают, ведь доброделание штука не одноразовая. Помогший единожды сталкивается с тем, что приходят за помощью снова и снова, а большинство из нас слишком слабо и потому сторонится всякого рода «наглецов» и «попрошаек».

Однако ещё более непросто чувствуют себя те, кто вынужден обращаться за помощью и принимать её. Христианину давать легче, чем брать. Давать и красивее, и благодатнее, и приятнее. Берущий берёт бремя. Только недалёкие люди думают, что роль берущего проста. Про это замечательная миниатюра Тургенева «Милостыня»:

Вблизи большого города, по широкой проезжей дороге шёл старый, больной человек.

Он шатался на ходу; его исхудалые ноги, путаясь, волочась и спотыкаясь, ступали тяжко и слабо, словно чужие; одежда на нем висела лохмотьями; непокрытая голова падала на грудь… Он изнемогал.

Он присел на придорожный камень, наклонился вперёд, облокотился, закрыл лицо обеими руками — и сквозь искривлённые пальцы закапали слезы на сухую, седую пыль.

Он вспоминал…

Вспоминал, как и он был некогда здоров и богат — и как он здоровье истратил, а богатство роздал другим, друзьям и недругам… И вот теперь у него нет куска хлеба — и все его покинули, друзья ещё раньше врагов… Неужели ж ему унизиться до того, чтобы просить милостыню? И горько ему было на сердце и стыдно.

А слезы все капали да капали, пестря седую пыль.

Вдруг он услышал, что кто-то зовёт его по имени; он поднял усталую голову — и увидал перед собою незнакомца.

Лицо спокойное и важное, но не строгое; глаза не лучистые, а светлые; взор пронзительный, но не злой.

— Ты всё своё богатство роздал, — послышался ровный голос… — Но ведь ты не жалеешь о том, что добро делал!

— Не жалею, — ответил со вздохом старик, — только вот умираю я теперь.

— И не было бы на свете нищих, которые к тебе протягивали руку, — продолжал незнакомец, — не над кем было бы тебе показать свою добродетель, не мог бы ты упражняться в ней?

Старик ничего не ответил — и задумался.

— Так и ты теперь не гордись, бедняк, — заговорил опять незнакомец, — ступай, протягивай руку, доставь и ты другим добрым людям возможность показать на деле, что они добры.

Старик встрепенулся, вскинул глазами… но незнакомец уже исчез; а вдали на дороге показался прохожий.

Старик подошёл к нему — и протянул руку. Этот прохожий отвернулся с суровым видом и не дал ничего.

Но за ним шёл другой — и тот подал старику малую милостыню.

И старик купил себе на данные гроши хлеба — и сладок казался ему выпрошенный кусок — и не было стыда у него на сердце, а напротив: его осенила тихая радость.

Май 1878

Удивительное произведение, ставящее с головы на ноги современное представление о доброделании. Сколько раз доводилось видеть кичение и самолюбование даже в глазах у тех, кто подаёт бедным. А вообще сегодня модно быть «рассудительным» и попросту не давать ничего тем, кто «ничего не имеет»: мол, так по Евангелию надо. «Пусть запотеет милостыня в руке дающего!»

Так уж мы устроены, что любое доброе назидание превращаем в карикатуру. Лишь бы не напрягаться, лишь бы не лишиться чего-то, к чему привыкли. И какую важность чувствуем, творя даже малое доброе дело, а в итоге кичение перечёркивает всё наше добро как поддельное, тщеславное, корыстное, немилосердное.

Зато как красивы другие, не наблюдающие своего милосердия, а видящие только страдания и нужду ближних, скорбящие вместе со скорбящими, кормящие голодных, одевающие раздетых, дающие кров бездомным.

Чтобы не кичиться собой, своей щедростью и великодушием, надо помнить, что берущий оказывает не меньшую услугу, чем дающий. Разумеется, если речь не идёт о злоупотреблениях, которые в любом человеческом делании случаются. Но важно помнить, что оказание милости человеку вовсе не даёт права на «обладание» им или контроль над ним.

Да и понятия об излишествах у всех разные: то, что горемычному кажется необходимым, обычному человеку может показаться излишеством. Как-то я наблюдала реакцию прохожих на вопль старухи, просившей колбаски. Люди возмущались, что не хлеба просит, а колбаски. Мол, чего захотела, нахалка! Им, никогда не голодавшим, было не понять, что изголодавшемуся нужно мясо хотя бы в виде колбасы (её не надо готовить).

Христианин в нужде не перестаёт верить и надеяться, он предполагает помощь со стороны ближних, потому что таков заповеданный Христом закон:

«Когда же приидет Сын Человеческий во славе Своей и все святые Ангелы с Ним, тогда сядет на престоле славы Своей, и соберутся пред Ним все народы; и отделит одних от других, как пастырь отделяет овец от козлов; и поставит овец по правую Свою сторону, а козлов — по левую. Тогда скажет Царь тем, которые по правую сторону Его: приидите, благословенные Отца Моего, наследуйте Царство, уготованное вам от создания мира: ибо алкал Я, и вы дали Мне есть; жаждал, и вы напоили Меня; был странником, и вы приняли Меня; был наг, и вы одели Меня; был болен, и вы посетили Меня; в темнице был, и вы пришли ко Мне. Тогда праведники скажут Ему в ответ: Господи! когда мы видели Тебя алчущим, и накормили? или жаждущим, и напоили? когда мы видели Тебя странником, и приняли? или нагим, и одели? когда мы видели Тебя больным, или в темнице, и пришли к Тебе? И Царь скажет им в ответ: истинно говорю вам: так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне. Тогда скажет и тем, которые по левую сторону: идите от Меня, проклятые, в огонь вечный, уготованный диаволу и ангелам его:ибо алкал Я, и вы не дали Мне есть; жаждал, и вы не напоили Меня; был странником, и не приняли Меня; был наг, и не одели Меня; болен и в темнице, и не посетили Меня. Тогда и они скажут Ему в ответ: Господи! когда мы видели Тебя алчущим, или жаждущим, или странником, или нагим, или больным, или в темнице, и не послужили Тебе? Тогда скажет им в ответ: истинно говорю вам: так как вы не сделали этого одному из сих меньших, то не сделали Мне. И пойдут сии в муку вечную, а праведники в жизнь вечную» (Мф. 25:31-46).

Да, мы имеем наглость верить в прекрасное, в возможность прекрасного в этом кошмарном мире, потому что веруем во Христа. Мы сами являемся (или не являемся) путями друг для друга, по которым течёт ток Христовой любви, если не отказываемся от почётной миссии быть присутствием Бога на земле.

Пути небесные

«Каждый встречающийся на пути человек — ангел. Он тебе помощник и встретился недаром. Он тебя или испытывает, или любит. Другого не дано» (П. Мамонов).

Бывают жизненные обстоятельства, из которых нет выхода иного, кроме как путями небесными, ангельскими. Пути небесные — чудо, тайна и обыденность живущих во Христе. Ходить путями ангельскими — всё равно, что путешествовать по солнечным лучам.

Вы только представьте эту картину. Перед человеком разверзлась пропасть — бездна, жаждущая поглотить все его земные пути и надежды, стремящаяся умертвить в нём жизнь холодом безысходности. А человек просто шагнул не на твердь земную, а на твердь небесную — воистину твердь, и спасся, и пошёл во свете и тепле, согретый милостью Господа и ангелов его.

Пути небесные — дар Всевышнего, каждый может найти в себе дверь, выводящую на светлую дорогу, которая удержит лишь ангела. Да, надо стать ангелом для того, чтобы суметь пройтись по ней — земным ангелом. Ангел в словаре Ожегова определяется как служитель Бога, исполнитель Его воли и Его посланец к людям — самое подходящее для нас определение. Потенциальная возможность стать таким ангелом сокрыта в каждом человеке. Надо только подняться над земными своими интересами, над житейскими суетными потребностями, надо обратиться к лучшему себе, к высшему в себе — ко Христу в нас, ибо Христос и есть та Дверь во святилище души, куда мы должны принять Его — «Я есмь дверь: кто войдет Мною, тот спасется» (Ин. 10:9); «Я есмь путь и истина и жизнь; никто не приходит к Отцу, как только через меня» (Ин. 14:6).

Человек похож на многоэтажный дом. В нём есть и подвальное помещение — ад, преисподняя, открыв которую в себе человек уподобляется бесам. В нём много комнат и на этаже человеческого бытия, в котором мы обретаем себя как человека, собираем по крупицам свою человечность. Есть и высший уровень бытия — ангельский. О нём апостол Павел сказал: «Уже не я живу, но живёт во мне Христос» (Гал. 2:20). На этом этаже человек обретает истину и свободу — «Люби Бога и делай, что хочешь» (Блж. Августин).

Каждый из нас постоянно носит в себе возможность ада и рая, и порой мы перемещаемся с высшего этажа на самый нижний, подвальный. Мы — нестабильны в своих состояниях, и потому святой может пасть, утратить ангельские приобретения, и даже может обратиться в земного беса: чем выше был этаж, с которого падает подвижник, тем ниже он рискует оказаться. Непадательность — свойство не присущее земным ангелам.

Любовь к Богу рождает в нас свет, любящий Христа всем сердцем уподобляется Солнцу Правды Христу и становится как бы Его лучом. Солнце-Христос освещает мрак жизни, и Его лучи, вырывающиеся наружу из любящего человеческого (ангельского по сути) сердца, становятся путями небесными, сияющими для всех ищущих и жаждущих. Пути небесные так и проходят — лучами, от сердца к сердцу. Этот живой свет любви и есть путь. Каждый, вместивший его, становится как бы Атлантом, держащим общее для всех небо.

Небо — это Христос в нас. Пока горит в нас Солнце Правды, пока и тянутся из нашего сердца лучики Божиего света навстречу ближним. Лучи, как руки, тянутся к людям, ибо Христос есть в каждом, и Он жаждет быть. Видевший в другом свет Христов и возжелавший его, начинает искать его и так открывает в себе чудо жизни во Христе. Пути небесные — это призвание. Жаждущие Истины рано или поздно откроют в себе дверь и впустят в дом своего сердца рай. Блажен, принявший Христа как Царя — из его сердца идут тысячи лучей, по которым могут пройти во спасение многие.

Но как только человек отягчает свою душу чем-то низменным, не достойным путей небесных, его сердце отяжелевает, окаменневает и падает вниз подобно камню, разрывая пути небесные словно паутину. Но путь не рушится, не падает, потому что удерживается многими верными, в том числе почившими в Боге и уже достигшими непадательного состояния. Путь зависит одновременно от всех, кто с Богом и в Боге. Тяжелый камень летит вниз, а лёгкий воздушный путь затягивает свои раны, заштопывается другими лучиками света и далее живёт высокой любовью верных. Путь необходим верным, и только верные спасаются, шествуя по жизни путями небесными.

Чем ночь темней, тем ярче звёзды,
Чем глубже скорбь, тем ближе Бог…
(А. Майков)

Да, чем глубже скорбь, тем меньше шансов выжить на обычном человеческом уровне. Порой такие испытания приходят, что их невозможно перенести без возвышения. Чем невыносимей существование на уровне обыденном, тем активнее люди ищут чего-то иного, спасительного.

В лихолетье одни уходят от мучающей совести и человечности в подвал своей личности, чтобы не страдать: жить низменным, ненавидеть и злиться им проще, чем любить и сострадать. Другие, наоборот, в трудных жизненных обстоятельствах поднимаются на самые высокие этажи, ища защиты и спасения в Боге. Мученики за Христа, оказавшиеся в вечности на пике своего восхождения, сродни крепким гвоздям, которые навсегда пригвоздили небесные пути к земным человеческим. Они, обретшие уже непадательное состояние, крепко держат небесные пути для тех, кто ещё недостаточно совершенен. Сила их любви, жаждущая служения, хранит небесные пути для нас во имя Христово.

Дороги убоги, ведущие к Богу,
но я лицезрею святые чертоги
живущих у самого краешка неба,
которые хлеба дают на потребу —
небесного хлеба, равного зову,
и каждый берёт,
чтобы стать ему новым...*

Лучший способ удержаться на путях небесных, ангельских — хранить чужое небо. В Патерике есть такой рассказ: «Спросил некто старца — почему имеющиеся ныне между монахами подвижники не получают благодатных даров подобно древним? Старец отвечал: потому что тогда была любовь и каждый подымал ближнего своего вверх; ныне любовь охладела и каждый влечет ближнего своего вниз. По этой причине мы не удостаиваемся получить благодати».

Человек должен держаться на плаву напряжением сил, работая «лапками», как лягушка в кувшине с молоком. Но порой наступают столь страшные времена, что необходимы сверхусилия и сверхнапряжение, которое одному человеку, атому человеческого общества, не осилить. И тогда время вспомнить о соборном делании, время осуществлять его вопреки казалось бы здравым расчётам. Во Христе действуют совсем другие законы: приобретает — дающий, и рука дающего не оскудевает…

 

_________

* Стихотворение С. Коппел-Ковтун, 2013

Август, 2015