Сущность — это и есть то, что нами постигается, мыслится в самой вещи

«...с точки зрения платоновской и аристотелевской философии,  сущность — это и есть то, что нами постигается, мыслится в самой вещи.  С точки зрения учения Платона мышление имеет прямой доступ к сущностям вещей — их эйдосам, которые мы непосредственно  (в подлиннике, не репрезентативно) созерцаем в «мире идей». В силу принципа тождества бытия и мышления — эйдосы (сущности) вещей — это и есть «сами вещи» как таковые, тогда как чувственное восприятие имеет дело лишь с субъективными репрезентациями этих эйдосов («тени на стене пещеры» - согласно платоновской метафоре пещеры). Таким образом, учение о «непостижимости сущности» предполагает иную чем у Платона (и Аристотеля) теорию познания, близкую к теории познания Нового Времени (Декарт и Локк) — в которой не только чувственное познание репрезентативно — имеет дело не с вещами, а с их «образами»-репрезентациями в чувственном сознании, но и мышление также оперирует лишь теми же образами и, следовательно, также как и восприятие, не имеет прямого доступа к  самим вещам. Как показал Кант, последовательное проведение этой точки зрения неизбежно нас приводит к заключению, что не только Бог трансцендентен, ни и любая вещь «тварного мира» есть «вещь в себе» - нечто абсолютно нам неизвестное и  непознаваемое. Здесь опять вступают в силу приведенные выше аргументы против идеи «абсолютно трансцендентного» - оно не только непознаваемо, но даже и не может быть помыслено в качестве чего-то непознаваемого, поскольку любая мысль осмысленна через то, на что она указывает, что она имеет в виду — а иметь в виду и указывать она может лишь то, что лежит в пределах данного субъекту, в пределах его опыта. Следовательно, с этой точки зрения «вещь в себе»  никакого смысла не имеет.
Отсюда вытекает необходимость  отказа от Декарто-Локковской модели процесса познания в которой сознание полностью отчуждено от своего предмета знания. Чтобы знать, что предмет знания хотя бы существует, необходимо как-то опытно владеть этим предметом, т. е. он должен быть дан в опыте не репрезентативно, а самолично, «в подлиннике». Иными словами, необходима теория познания, в которой сознание не замкнуто в себе, но где-то, на каком-то уровне «разомкнуто», имеет доступ к самим вещам. Если доступ к самим вещам имеет место на уровне чувственного восприятия, то мы получаем «интуитивистскую» теорию познания (Бергсон, Лосский, Франк, Хайдеггер  и т. п.). Если же мы полагаем, что сознание  разомкнуто на уровне мышления (я воспринимаю образы-репрезентации, но мыслю сами вещи) — то мы возвращаемся к платонизму, концепции тождества бытия и мышления. В обоих случаях сущность вещей вполне постижима — на уровне восприятия (интуитивизм) или же на уровне мышления (платонизм). Подводя итог, можно утверждать, что идея «непостижимой Божественной сущности» не есть простое следствие принципиальной непостижимости всякой сущности вообще и таким образом  нельзя аргументировать непостижимость сущности Бога ссылаясь на  непостижимость всякой сущности, как это отчасти делал, например, Василий Великий, который утверждал, что «непостижима даже сущность муравья», а следовательно, тем более непостижима  Божественная сущность».

Иванов Евгений Михайлович
Трансцендентен ли Бог?