Именно по Марининой воле все видимое начало обозначаться словами и тем самым материализоваться
Ариадна Эфрон: «...По воле Марины мир ограничивался стенами детской или становился улицей, из зимы превращался в лето, распахивал и закрывал окна и двери, останавливался как вкопанный или благодаря извозчику, реже — поезду, преображался в движение, чтобы, угомонившись, вдруг назваться «дачей» или …