Моё путешествие к Старцу Дионисию Каламбокасу

Автор
Артём Перлик

Там где христианство являет себя в красоте Духа, любви и свободы – ничто другое не может сравниться с ним. Церковь как она есть – это таинство света, изнутри наполняющее сердца открытые Духу Святому и возвышающее их слова и труды до неба.

Слушая слова подлинных старцев, Дионисия Каламбокаса, Ефрема Ватопедского, Иосифа Исихаста и им подобных ты вдруг явно открываешь, что Господь уже вошел в твою боль и в боль всякого человека, а потому и ты и все добрые обретут счастливый конец. Каждый раз, во всех наших страхах и немощах, Христос спешит к нам говоря: «Это Я, не бойтесь» (Мк 6:50). И здесь слова старцев сходны с высокой сказкой, потому что и там и там мы обретаем твёрдую надежду на Его помощь ещё прежде того, как ситуация обернётся к лучшему. Обретаем доверие Богу, а умеющий доверять и благодарить, ещё на земле обретает драгоценный опыт рая, и так сам становится человеком неба.

Старец, это человек, который открывает предельные смыслы мира, и потому приходящие к нему люди с его помощью начинают видеть случившееся с ними так, как если бы они смотрели на всё глазами высоких стихов и мудростью классических книг. Потому и когда я был в Петре, монастыре известного греческого Старца Дионисия Каламбокаса, то первое что бросалось в глаза ещё до встречи со Старцем, это то, что монахи и гости тут ходят радостные и счастливые. А когда я стал говорить с монахами то заметил, что присутствие Старца открывает для них реальность Бога. А для тех, кто чувствует небо, жизнь и мир вокруг становятся сбывшейся сказкой, где Господь умеет в каждой из больших и малых историй даровать нам счастливый конец.

Старец Дионисий Каламбокас, о котором в дальнейшем пойдёт речь, – это ученик всемирно известного афонского Старца Эмилиана Вафидиса, и духовный внук святого Дионисия Хараламбуса. Сам Эмилиан Вафидис называл Дионисия Каламбокаса «Благоуханнейшим цветком из моего сада», а святой Старец Филофей Зарвакос, духовник монастыря Лангобарды с острова Парос просил Дионисия принять его, Филофея, предсмертную исповедь и потом взять под окормление всех его многочисленных духовных детей. Старец Дионисий основал около десяти обителей по всему миру: В Америке, в Западной Европе и в Греции. Его часто приглашают патриархи разных патриархатов читать лекции о наследии святых отцов и духовно помогать людям. У него множество учеников по всей планете, и он часто путешествует, чтобы помогать тем, кто по каким-то причинам не может к нему приехать.

Моё путешествие

Старец, – это человек, который так любит других, что через эту любовь в нашу жизнь входит сказка. События начинают располагаться таким образом что мы, часто впервые, видим – Бог всегда был на нашей стороне…

Когда Старец Дионисий Каламбокас попросил меня приехать к нему в Грецию, я ответил, что это четырежды невозможно.

Во-первых – я нигде не получаю и не получал зарплату, живу как средневековые китайские мудрецы, а потому не имею даже носков без дырок, не говоря уже о деньгах на поездку в Европу.

Во-вторых – я – поэт, и потому настолько же не в состоянии оформить все нужные для путешествия визы и документы, как не поэт не в состоянии написать роман в стихах «Евгений Онегин».

В-третьих – будучи поэтом я не способен ориентироваться в пространстве, знаю только пару маршрутов в родном городе, но и тут вполне могу заблудиться.

А в-четвёртых – я наследник мрачной советский эпохи, а потому для меня, как и для всех живших в СССР людей – заграницы как бы не существует. Я не верю, что существует Европа. Изучаю, читаю, но не верю, потому что Европа для советского человека – метафора загробной жизни, то есть то, чего в его земной жизни никогда не будет. Как Гоголь писал, что в России хоть три дня скачи – ни до какой границы не доскачешь.

Старец Дионисий выслушал меня и ответил только, что помолится. А потом в жизнь полноправно и светло пришли чудеса.

Деньги на путешествие мне дали знакомые, которые очень хотели меня обрадовать и отблагодарить за написанные мной книги.

Добрая подруга ходила со мной по чиновным кабинетам и помогла заполнить все нужные бумаги.

Доктор из больницы где я волонтёрствую много лет неожиданно захотел увидеть Старца и решил ехать со мной, а он уже бывал в других странах и знал как спланировать путешествие.

И, наконец, психологическая проблема советского прошлого отступила, как будто её и не было. Так Европа оказалась реальностью, как и Старец Дионисий, по молитве которого всё это и устроилось.

Мы с доктором приехали в монастырь Старца как два щирых украинца. А что отличает украинцев? Это невероятная, неуёмная, колоссальная, всеобъемлющая любовь к еде!

Как Гоголь об этом писал, – «Не имеет ли воздух в Малороссии какого-то особенного свойства помогающего пищеварению, потому что если бы здесь (В России) вздумал кто-нибудь таким образом накушаться, то, без сомнения, вместо постели очутился бы лежащим на столе».

На наше счастье, хотя мы и приехали ночью, по традиции монастыря трапезная была открыта и нас тотчас повели туда, чтобы мы отобедали с дороги.

В Петру, монастырь Старца Дионисия Каламбокаса я приехал вечером. Окончив все дела, с этим связанные, я вошел в трапезную и попросил разрешения остаться тут на несколько часов, объяснив, что я писатель, и мне необходимо записать дорожные впечатления. И монахи были столь добры, что, хотя я и пробыл в трапезной до глубокой ночи, никто никак не тревожил меня. Только кто-то из братии предлагал покушать, чтобы я не слишком утомлялся. Не знаю, во сколько легли те, кто должен был смотреть за трапезной, но такое необыкновенное гостеприимство не могло не тронуть. Каждый монах был радостен, и каждый выражал свою радость по своему. Один брат, широкоплечий и статный, увидев моего сопровождающего, тоже монаха, широко улыбнулся и приподнял его в воздух. Так он выражал наполнявшие его добрые чувства. Монахи входили и выходили, со всех концов мира прибывали запоздалые гости — их немедленно садили за стол и кормили. И я заметил, что каждый инок тут прекрасен по своему, никто не копирует друг друга, но все по особому раскрываются в столь желанном людям Духе Святом. Если что у них и было общим — так это жажда сделать всё для всех вокруг, чтобы каждый знал ту же радость, что и они. Если в мире встретить хотя бы одного такого человека — захочешь жить дальше, любить, превозмогать и творить. А здесь, на небольшом клочке земли, было собрано несколько десятков настоящих людей, а потому, не смотря на дождливый ноябрь, казалось, что сама природа вокруг ликует и говорит каждому: «Нашла человека!».

Я много лет читаю лекции в разных епархиях России, и за это время побывал в сотнях храмов, но с таким материнским отношением к голодному человеку (а человек одолевший дорогу всегда голоден) я сталкивался всего раза два. Обычно, даже если кто-то и вспомнит, что преподавателя хорошо бы покормить, то это поручают свечницам, которые в России похожи на сферу обслуживания, то есть считают, что она – одна, а меня – много, и потому не скрывают хамского отношения, сразу подмечая опытным филистерским взглядом что жаловаться я на них не стану.

И они дают преподавателю в трапезной тарелку какого-нибудь невероятно постного супа, глядя на который вспоминаешь сцену из «Айвенго», как огромного роста монах вынужден был жевать какую-то кашу, хотя очень хотел окорок конины на вертеле́.

Или, что ещё чаще, предлагают печение и чай, непременно зелёный и без сахара, как будто они все практикуют на восточный манер здоровый образ жизни.

Но в монастыре Старца всё было по другому – тут и не знакомые нам монахи заботились, чтобы мы не чувствовали себя ни голодными ни лишними, а желанными, нужными и дорогими. Потому что жизнь в присутствие Старца превращается в праздник Святого Духа и тебе всё время хочется дарить ощущаемую красоту.

Радость рождается от прикосновения Святого Духа к тем минутам нашей жизни которые направлены на других. А византийское богословие всегда было богословием света, и мне очень жаль что в современной РПЦ из всего этого усвоили лишь покаянно унылый тон, который на самом деле далёк от покаяния. Ведь покаяние тотчас приводит в радость. Существует два способа вести духовную жизнь. Первый - святоотеческий, - направленный на встречу со Христом и жизнь с Ним. А второй, принятый среди людей Русской церкви — направленный на копание в своих грехах, фобиях, страхах, комплексах. Всё только на себя и о своём. И получается, что человек не растёт так как постоянно носится с собой как курица с яйцом. Ведь благодать приходит лишь тогда, когда нам нужен другой, и лишь в ту меру в которую мы - для других.

Господь зовёт к себе каждого человека. Однажды в Грецию приехала молодая и красивая девушка — протестантка. Так случилось, что она повстречала всемирно известного старца Дионисия Каламбокаса. Увидев её, старец улыбнулся и добро спросил: «Готовы ли вы отдать своё сердце Христу?». Девушка растерялась и спросила в ответ: «а это трудно?».

«Да», отвечал ей старец, «но очень сладко»…

Эти слова словно всколыхнули её душу. Она всем сердцем ощутила, что в том, кто стоит перед ней, живёт истина. И она не только приняла православие, но, и даже стала монахиней в одном из женских монастырей, которые окормляет старец. И теперь сам её вид всем говорит, что её жизнь без остатка превратилась в радость…

Людям хочется, чтобы нечто важное принадлежало лишь только им, а, если оно им уже принадлежит, то никто другой не смеет обладать этим сокровищем. Это верно, прежде всего, в отношении веры и любви. Мне приходилось общаться и переписываться с европейцами, принявшими православие. Они говорили, что, поначалу их отталкивало от истинной веры именно мнение, что всё это «слишком русское». И, только встретив таких всемирных людей, как Антоний Сурожский, Старец Софроний Сахаров, Старец Сергий Шевич, Дионисий Каламбокас и им подобных, они замечали, что православие — вера для всякого человека. Во Христе нет ни эллина, ни иудея, ни русского, ни украинца, ни грека ни серба «но всё и во всём Христос».

Тем, кто не видел мира дальше своей деревни эти слова апостола Павла кажутся кощунственными (Как же! Ведь истинное православие — это только русское, греческое — греку, сербское — сербу). Но тому, кто много ездил по миру, ясно, что православные жители Уганды или Китая весьма отличаются от русских или греков во многом, но едины в главном — в правой вере и любви ко Христу.

Эту апостольскую идею всемирности православия легче всего ощутить в каком-нибудь многонациональном монастыре, окормляемом всемирно известным старцем, к которому едут и корейцы и французы и сербы и англичане и испанцы и все вообще. Таком Старце, как Софроний Сахаров или Дионисий Каламбокас. Тогда становится ясно, что Христос пришел для всех. Тогда отпадают вопросы, почему православные в Уганде могут есть в посту мясо, но не едят соли. Или отчего в некоторых европейских православных монастырях вечерняя служба длится всего пол часа.

Жителям какой-нибудь русской глубинки подобная получасовая служба кажется чуть ли отступничеством, но она вполне выражает устроение людей, живущих согласно уставу, где большую часть службу служат именно утром, а вечер отводится для общения и личной молитвы. Ведь видеть своих любимых сестёр и братьев — это тоже молитва сердца...

Так, в монастыре Старца Дионисия, каждого принимают радушно и, вместо того, чтобы сразу отправить в храм, кормят и селят в гостинице. Сама гостиница — это очень большая комната с перегородками из занавесок. Тут живут и некоторые монахи, и тут же селят каждого приезжего гостя — будь он бедняком или миллионером. Вечерами сюда могут приходить и насельники монастыря, которые всегда радуются общению друг с другом. Ведь правильная духовная жизнь неизменно приводит к радости.

Я всё вспоминаю, как один старый монах, переживая, чтобы я хорошо поел, приносил мне перед сном что-нибудь на ужин. Это было так трогательно и нежно, а монах был так похож на моего умершего дедушку, что казался каким-то сказочным дедом морозом с мешком подарков. На прощание он принёс мне икону, и она хранилась у меня долго, пока я не подарил её одному из людей, которых люблю...

Побывав в Петре, монастыре Старца, я ещё раз понял, как важно человеку смотреть на иные обычаи без осуждения, но радуясь, что в мире Божием столь разнообразно всё, что касается главного. Этому чудесному неосуждению нас учили монахи, не словами, но самим образом своей жизни.

Помню, когда мы только приехали и провели ночь, на утро, после службы мы отправились в трапезную. И я и мой спутник очень любим есть, и увидев, что на столах стоит еда, которую каждый может набирать себе сколько хочет, мы собрали всё, до чего могли дотянуться. А когда съели это, мой друг стал просить передать ему тарелки с макаронами которые стояли далеко. Я переживал, что монахи будут ругать нас за такой обед, но, вместо этого, на следующую трапезу в тарелки возле нас наложили больше. Мы съели и это, и нам снова добавили в следующий раз. В конце недели монахи, который сидели напротив нас за столом, только скромно чистили апельсинку, а мы с другом устраивали себе настоящий праздник угощения!

То же было и с просфорами, которые раздаются после литургии. В начале нам давали по маленькому кусочку, но потом, вероятно, увидев, как мы едим, нам стали давать куски размером с хороший фотоаппарат. Мой друг съедал тогда свои порцию и мою...

Тут надо сделать пояснение, что мы с другом ведём такой образ жизни, что поесть нам удаётся крайне редко. Поэтому, как старые солдаты или верблюды, видя еду мы запасаемся впрок. На родине этого почти никто не понимает. Приведу грустный пример. Как-то я вёл воскресную школу в одном деревенском храме. После службы, ещё до занятия со взрослыми, я достал коробочку с припасённой едой и скушал её содержимое. Когда же я приехал туда в следующий раз, ко мне подошла семилетняя девочка и сказала: «а в храме все говорили, что вы в тот раз сосиску ели...». Я так и не понял, почему сосиску есть нельзя, но всеобщее осуждение столь явно передалось мне в словах этой милой девочки, что я с тех пор не мог заставить себя проводить там новые лекции.

Так вот, ничего подобного не было в монастыре Петра. Напротив, монахи смотрели на нас с другом с сочувствием. Они не знали причин, почему мы едим так много, но, поступали с нами как мама — вместо осуждения накладывали в наши тарелки всё больше и больше. И даже сам Старец Дионисий начал разговор со мной с того, что попросил келейника принести угощение…

 

Поразила меня и иконная лавка. Во первых — она совершенно не запирается. Деньги и писаные иконы лежат там безо всякого присмотра, а на моё удивление старый монах отвечал: «мы здесь всем доверяем». Попробуйте представить себе такой магазин в своей стране, и вы почувствуете разницу...

Во вторых — никто здесь не знал цен на иконы. Никто не хотел даже торговать. Наконец, спустя неделю, мы нашли молодого француза паломника, который три года назад видел, как некий монах тут что-то продавал. Француз запомнил цены. Мой друг был в состоянии купить себе что-то в лавке, но торговля велась совсем не по магазинным правилам.

Приведу здесь разговор друга с французом.

- Это сколько стоит?

- Пять евро.

- А можно взять несколько таких за три?

- Берите...

- А эти иконы сколько? (указывает на ящик)

- Это бесплатно. На раздачу для бедных.

- А можно взять на больницу все?

- Берите.

- А эти? (указывает на другой ящик)

- Эти тоже бесплатно.

- А все можно взять?

- Конечно!

В итоге мой друг и француз вышли из лавки нагруженные сумками. Француз озадаченно спрашивал: «у вас, что, на Украине иконы не пишут?» На это друг отвечал: «пишут, но мало».

А я, не имея возможности купить что-либо, наблюдал всю эту сцену в лавке как некий апофеоз человечности или подлинный христианский коммунизм, где каждому дают всё, что он хочет.

Позднее мой друг раздал в больнице все приобретённые там иконы. Не знаю даже, оставил ли он что-либо себе? Его тоже поразила подобная человечность и он хотел порадовать и других обретённым счастьем...

Любовь порождает любовь, а однажды встретив настоящих людей потом хочешь и ко всем своим встречным относиться по настоящему... Мир полон красоты и праведников, и никто из них не похож друг на друга, хотя все они живут в одном духе. Видеть это, знать, что небо и земля полны таких непохожих, и, одновременно, прекрасных твоих друзей и братьев, это, наверное, и есть то блаженство, которое дарит только чувство нужности тебя на земле...

Отношение Старца к культуре

Есть определённая разница между средневековой неграмотностью людей в церкви и современной. Если средневековый христианин сожалел о своей неграмотности, то где-то века с 16го появляется на Руси особый тип человека, ныне весьма многочисленный, который своё невежество считает охранительной мерой, а на образованность и культуру смотрит косо. Конечно, ещё Григорий Богослов говорил о таких людях, что они желали бы всех видеть не грамотными, только чтобы в общем невежестве скрыть свою ущербность. Но теперь всё это многими считается просто какой-то добродетелью и защитой предания, о котором такой ревнитель имеет самые смутные и дикие представления.

Так, когда стал издаваться прекрасный богословский журнал «Альфа и Омега», то многие шумели будто на обложке изображена еретическая Троица в четырёх лицах, в то время как там была размещена гравюра изображавшая иноков писавших житие Сергия Радонежского. А в некой церковной лавке редактору издания, Марине Журинской, сказали: «Журнал-то хороший, только кто за ним стои́т?». И в этом вопросе было столько подозрительности к знанию, науке и мировой культуре, что Марина Журинская ничего не сказала, а потом в одном интервью заметила, что за журналом стоя́т две больные старухи – она и её племянница.

Но это были те старухи, которые, в отличие от многих ходящих в храмы, читали Гоголя и Диккенса, разбирались в философии Къеркегора и Кириевского, понимали о чём говорят Шмеман и Каллист Уэр, ценили Антония Сурожского, свободу во Христе и невероятность разнообразия Духа Святого в каждом живущем Богом человеке. Они были теми для кого Евангелие дороже уставных правил и кто, (что очень важно) – никогда не станет тыкать другому, в хамской попытке самоутверждения за счёт пренебрежения к чьей-нибудь красоте. То есть – они и были церковью настоящей, такой малой и незаметной среди многих ходящих в храмы.

Но, когда Христос говорил о малом стаде, он имел ввиду не любителей чтения акафистов и молитв ко причастию, не считающих православие крепостью со всех сторон осаждаемых врагами, не давящих всех вокруг правилами как всем есть, ходить, говорить и одеться, не сводящих веру к своду формализованных запретов и правил, не ненавидящих всё иное, пусть в этом ином и звучит необычная для них мудрость, не священников выгоняющих из храма девушку пришедшую в брюках, но не умеющих вести людей к радости, не тех людей в чёрном, в юбке до пола, платке в нахмурку, с огромными чётками и вечно раздражённых на множественность прекрасного в мире. Нет, Христос говорил о тех, кто во всём старается следовать подлинности, кто умеет радоваться знанию и культуре и вообще всему доброму и хорошему, потому, что умеет заметить Бога сияющего во всей мировой красоте.

Некоторые люди отчего-то считают, что Господь не говорит о важности культуры. Но Христос сказал: «Будьте совершенны, как совершенен Отец ваш Небесный» (Мф5:48). И возникает вопрос – кто ближе к этому идеалу – Григорий Богослов стремящийся к познанию мира, Николай Сербский имевший три высших образования, или какой-нибудь невежда, который не только не знает кто такие Элиот, Роберт Грейвз, Монтесума, Боэмунд Антиохийский и Роберт Фрост – но и не желающий знать, да ещё и гордящийся этим своим незнанием как добродетелью?

И случайно ли изучавший все возможные науки Нектарий Оптинский замечал, что Господь не только не запрещает, но даже требует, чтобы человек возрастал в познании?

И здесь нужно заметить, что вокруг Старца Дионисия всегда собираются творческие люди. Своих монахов из всех десяти монастырей он отправляет получать светское высшее образование, а бывает что и не одно.

Сам Старец регулярно читает лекции по наследию святых отцов в разных странах мира, одновременно занимаясь духовным окормлением студентов. Он из тех, кто вполне способен оценить традицию тьюторства, которую так мало кто практикует.

Древняя оксфордская традиция, которой и я всегда следую - проводить лекции и беседы на тему для студентов у себя дома. Так, за чаем и угощением, без оценок и зачётов, самые пытливые из студентов задают свои самые важные вопросы на тему и не только, и преподаватель отвечает им и сидит с ними до тех пор, пока они не зададут свой последний вопрос. Замечу, что этой традиции в Оксфорде следовали как не обременённые семьёй (Льюис Керолл), так и имеющие семью (Толкиен). Согласно такой традиции преподаватель передаёт не столько знания, и даже не только материал своей громадной исследовательской работы на тему, но своё горение сердца в отношении к тому, что он любит.

Это на самом деле традиция приобщения к радости, к тому свету, который преподаватель узрел в том, что он изучает. Поэтому возможно, говоря об истории Ирландии, мифологии Скандинавии, стихах Фроста, и вообще о чём угодно - приводить в жизнь слушателей Господа и Его радость.

Ольга Седакова пишет: «Мы окружены этими пустыми формами: книжки издаются, потому что их почему-то надо издавать; конференции устраиваются, потому что почему-то надо их устраивать и т. д. Бездна пустых форм, которые уже никому не нужны, и которые загромождают жизненное пространство именно в силу своей пустоты. Настоящая, значительная, значащая вещь не заполняет пространство: наоборот, она открывает его, умножает».

Мир полон вещей и дел, которые непричастны сути. А многочисленные формалисты и умники стараются наполнить всей этой безжизненностью и пространство церкви. Потому-то ищущие подлинности так тянутся ко всему, что лежит вне серости, формализма, ложности отношений и поиска удобного места. Ведь стоит только коснуться литургии, молитвы, мировой культуры и красоты, высот творчества и искусства, чтоб понять – серость и зло не вечны ни в мире ни среди людей церкви, а свет и высшая красоты лежащие в основании мира пребудут вечно.

Замкнутость на своём: нации, стране, культуре, – вот характерные особенности человека и христианина нового времени. Мало кто умеет вобрать в себя всю полноту мировой красоты и творчески умножить свет и пространство рая дружбой со всеми великими – от Сайгё и Ли Бо до Фроста и Эгиля Скаллагримсона... И здесь, в обретении этого всемирного слуха к высокому, помогает поэзия, литература и вообще вся настоящесть, которая есть в искусстве.

Мысли о Старце и старчестве

Старец открывает необыкновенную нужность всякого человека для Христа. Он открывает нам нашу значимость и эти окрыляет невероятно.

Добрая и старательная девушка по имени Наталия, училась в медицинском университете. На втором курсе ей предложили подработку в гематологии. Она, будучи человеком робким, переживала, что у неё ничего не выйдет и её будут обижать и ругать. Дело в том, что её в детстве и юности много мучил родитель, убеждая её в том, что она никчемная дура, и это осознание собственной никчемности изводило её постоянно. Она написала Старцу Дионисию письмо о том, что выходит на работу и Старец ответил ей: «Поздравляю! Все у Ваc получится в совершенстве». Читая эти строки Наташа плакала и боль тотчас оставила её, ведь она почувствовала, что её жизнь имеет значение для Господа.

Один добрый священник просил Старца Дионисия молитв, чтобы Господь помогал благоустраивать храм и писать книги. И спустя короткое время он с удивлением увидел, как стройка стала двигаться быстро и пришло вдохновение жить и творить. Как он выразился: «Хорошо пошла стройка источника. И что ещё очень важно, пошла волна творчества».

Старец молитвой и советами помогает расчистить в нашей душе дорогу для Духа Святого, а с Ним приходит и вдохновение и свет и чувство ненапрасности нашей жизни на этой земле и вообще всякая радость, которая соприродна нам, но мы по разным причинам ушли далеко в сторону от неё. Старец выводит нас на правильную дорогу, где наши действия совпадают с нашим предназначением.

Старец и его священники нежно относятся к приходящим людям. Если в храмах России иереи чаще всего ищут повода, чтобы не причастить человека, то Старец, наоборот, ищет повода причастить. Здесь святыня – это человек. Здесь понятно древнее изречение отцов пустынников, что другой человек должен быть для нас богом после Бога.

Старец готов сделать для других всё, и таким примером учит и приходящих не замыкаться в себе, но стараться дарить тепло.

Здесь человек попадает в атмосферу благодати, которую ощущает как единственно верное для нас состояние. Поэтому в монастыре Старца не ведут нелепых разговоров о конце света, не пугают страхами и предположениями, но сам Старец помогает человеку небом посмотреть на жизнь и ситуацию. А так посмотреть – значит, – увидеть, что Господь умело направляет наши дороги к добру.

Знакомая девочка позвонила мне вечером и сказала:

– На сегодняшнее утро по интернету объявляли конец света…

– Ну, уже скоро полночь и новый день, так что конец света мы с тобой пропустили; ответил я.

Счастье монахов, детей и сказочников в доверии Богу. В то время как сердца людей продуваются сквозняками новостных лент всего мира, обещающих ещё бо́льшую боль, сказка, молитва и литургия открывают желающим слушать, что в мире нет ничего такого, из чего Господь не растил бы нашу грядущую радость. Как говорил об этом один современный американец: «С тех пор как я выкинул телевизор на свалку, вы, оказывается, пережили три экономических кризиса – а я и не знал...»

Старец – это человек, который помогает мыслить о мире правильно, даёт возможность видеть землю и свою жизнь в свете Промысла Божьего, и так изгнать тревоги из сердца.

 

Старец, как и вообще старцы, – это люди, которые в полноте открывают другим красоту православия, потому что глядя на них мы понимаем слова Иринея Лионского, что человек может быть откровением о Боге.

Рядом со Старцем люди чувствуют реальность Бога и духовного мира, и это оказывается самым главным чудом, которое Бог даёт пережить. Ведь, что бы мы ни делали и что бы ни узнали – в нашей жизни никогда не будет события большего, чем факт реальности Бога. Но для большинства даже и христиан Бог кажется чем-то нереальным, потому что у них нет веры опыта, веры рождаемой от присутствия Бога в человеке. И тут Старец помогает пришедшим к нему разгрести многолетние завалы страстей, страхов, фобий и ложных мыслей, чтобы Богу нашлось в нас место.

Потому главное, что делает Старец – он открывает Бога как реального участника нашей личной жизни. Участника, которому всегда есть дело до нас и наших проблем. А когда ты чувствуешь Бога – это всегда ново и всегда потрясает душу до такой степени, что вся жизнь и весь мир для тебя превращаются в смысл, радость и повод для благодарности и ликования.

Люди очень редко знают, что воля Божия заключается в том, чтобы подарить нашей душе вечный и чистый свет. И только когда Господен замысел открывается человеку (Например — через Старца), тот приходит в состояние ликования, когда даже чужая радость становится своей до такой степени, словно ты каждому кто-то предельно родной и близкий.

Одна моя светлая подруга, узнав, как Старец Дионисий Каламбокас помог её знакомому, и сама засветилась от счастья и говорила: «Словно сердце облили маслом! Словно у меня теперь не обычные сандалии, а сандалии с крылышками!».

Свет Господень — для всех, даже если он загорелся в жизни конкретного человека — все могут греться в лучах его.

Посмотрите на библейскую историю, прочтите, что открывали Старцы нашего времени о жизни, и вы увидите, что через все людские амбиции, страсти, грехи, поиск выгоды и борьбу за власть победно движется Божий промысел, направляя все пути мира к свету. И чем сильнее сопротивление зла, тем прекрасней Его победа. Как и сколько сорняков зло ни сеет в душах и мире — урожай добра снимает Христос. И Он даёт Своим верным видеть глубже всегда поверхностного зла — как из каждой частицы мира и времени Бог растит Своё небесное царство.

Потому что человек, которого касается Дух Святой, ощущает конечность зла и чудо Божьей заботы о мире, как об этом говорил ветхозаветный пророк Малахия: «Над миром взошло Солнце Правды – и исцеленье в лучах его!»

Сайт Светланы Анатольевны Коппел-Ковтун

1

Оставить комментарий

Содержимое данного поля является приватным и не предназначено для показа.

Простой текст

  • HTML-теги не обрабатываются и показываются как обычный текст
  • Строки и абзацы переносятся автоматически.
  • Адреса веб-страниц и email-адреса преобразовываются в ссылки автоматически.