Идея об определяющей роли магической силы при обмене в традиционном обществе стала центральной в труде другого основателя экономической антропологии - М. Мосса.
В своем «Очерке о даре» он использует данные Малиновского, так же как и данные других авторов, исследовавших процесс обмена в архаическом обществе. Мосс сравнивает различные формы обмена, в которых присутствует взаимодействие, т. е. имеются встречные дары. В поле его зрения находится не только «кула», но и потлач, а также еще ряд аналогичных обрядов, встречающихся в различных культурах. Анализ обмена в архаических обществах дополнен у Мосса изучением акта дара в истории римского, индийского, германского и китайского права. Кроме этого, в труде Мосса важное место отводится сравнению традиций, регулирующих поведение людей в архаических культурах, и норм права, существующих в индустриальных странах. В связи с анализом этой проблемы французский антрополог выдвигает положение о необходимости гуманизации права развитых стран и образа жизни в современных культурах в целом.
Непосредственный предмет исследования у Мосса значительно уже, чем у Малиновского. Это - сравнительное изучение экономических и юридических норм обмена, а также вопроса о существовании некой силы, заключенной в даримой вещи, которая заставляет делать ответный дар и придает импульс всей циркуляции даров. Задача же Малиновского состояла во всестороннем исследовании значения и функций кулы для тробрианцев. Иначе говоря, британский антрополог создал целостную картину всех взаимосвязей, возникающих при специфической форме обмена внутри общества, а Мосс сосредоточился на анализе ряда аспектов дарообмена в различных культурах.
Мосс последовательно рассматривает процессы обмена дарами на Самоа, в Меланезии (в основном на Тробрианских о-вах), на северо-западе Америки. Особую роль в его исследовании играет изучение циркуляции даров в Новой Зеландии у народа маори. На основании перевода текста мудреца народа маори Тамати Ранаипири Мосс делает вывод о том, что в даримой вещи присутствует некая мистическая сила «хау» (аналогична силе «мана»), которая и заставляет вещи возвращаться к их первоначальному владельцу. Люди делают ответные дары, боясь потерять свои силу и могущество. Подобные явления Мосс обнаруживал и на Самоа, где безусловная обязанность возмещать дары осуществляется «под угрозой потерять ману -власть, талисман и источник богатства, воплощенный в самой власти»25. Впоследствии Мосса резко критиковали К. Леви-Строс и другие исследователи за то, что он взял на вооружение «туземную» объяснительную теорию обмена. Считал неверной трактовку понятия «хау» и М. Годелье. Попытаемся разобраться в весьма сложном вопросе, почему Мосс сделал акцент на духе отданной вещи. Основываясь на этнографических данных, полученных на Самоа, Мосс приходит к выделению существенных элементов потлача «в собственном смысле: честь, престиж, мана, которую несет с собой богатство, и безусловная обязанность возмещать дары под угрозой потерять ману». В примечании к данному положению автор замечает что невозмещение полученного по маорийским законам влечет за собой потерю маны, или «лица», как называют это событие в Азии. Мосс раскрывает особенности мировидения архаических народов, состоящее в одушевлении окружающего мира, наделении вещей чувствами и в некоторых случаях даже другими качествами индивидов: «Даже оставленная дарителем, она (вещь. - А. Б.) сохраняет в себе что-то от него самого»27. Развивая эту мысль, Мосс отмечает, что «в маорийском праве правовая связь, связь посредством вещей - это связь душ, так как вещь сама обладает душой, происходит от души. Отсюда следует, что подарить нечто кому-нибудь - это подарить нечто от своего "Я"»28. Всю сложную совокупность отношений, соответствующих правам и обязанностям дарить, принимать, возмещать Мосс представляет в виде взаимодействия духовных связей между вещами и индивидами или целыми группами, частично воспринимающими себя как вещи. При этом все ценности циркулируют таким образом, «как если бы между кланами и индивидами, распределенными по рангам, полам и положениям, происходил постоянный обмен духовного вещества, заключенного в вещах и людях».
В «Очерке о даре» Мосс представил видение обмена изнутри традиционной культуры, тем самым реконструируя точку зрения туземца. Вполне возможно, что он был неточен в деталях, в некоторых описаниях (например, пользовался неправильным переводом текстов маорийского мудреца и не всегда адекватно воспроизводил церемонии обмена), но он стремился выразить доминирующую роль магии в сознании людей и осознании окружающего мира в архаических культурах.
А магия, так же как анимистическое (точнее, аниматическое) видение мира, предполагает превращение вещей, различных элементов традиционной культуры (например, пищи) в одухотворенные «существа», с которыми индивид осуществляет различные формы коммуникации. Но тем самым человек становится как бы равным вещи; «одухотворенные вещи», циркулируя между индивидами, как бы передают частицу души одного человека другому. Таким образом, осуществляется коммуникация между людьми, обеспечивается их единство и идентичность. Участникам этого действия передается определенное эмоциональное состояние. Например, создатель объектов кулы, будь то браслеты или ожерелья, гордится и наслаждается своим творением. Участник кулы также испытывает положительные эмоции, становясь обладателем ценных предметов. Вообще, передача «частицы души» может трактоваться как «психологическое заражение» эмоциональными состояниями.
М. Мосс неоднократно выделяет психоэмоциональный аспект церемонии обмена. Рассматривая один из обрядов обмена подарками в Австралии, он показывает, «как в нем замешаны и чувства, и люди». Особое эмоциональное возбуждение охватывает участников и соучастников (зрителей) обряда потлач. Независимо от конкретной формы церемониального обмена, его суть везде одна: «Если дают вещи и возмещают их, то это потому, что друг другу дают и возмещают уважение - мы говорим "знаки внимания"». Таким образом, церемонии обмена являются способом передачи человеческих чувств, можно даже сказать, сочувствия и солидарности людей друг с другом. По мнению М. Мосса, в архаических обществах традиционные формы нетоварного обмена служат поддержанию чести и достоинства людей (вспомним и примеры Малиновского) и в то же время объединяют людей. Способы достижения богатства и могущества способствуют интеграции общности, осуществляя в определенном смысле солидарное бытие людей (хотя нередко эти обряды весьма индивидуалистичны по форме).
Я думаю, что при объяснении феноменов дара и обмена М. Мосс использовал не только туземную теорию. Тут явно использовано положение Э. Дюркгейма о солидарности и рассмотрено ее значение как для индустриальных, так и для традиционных обществ. Мосс стремился понять смысл обрядов обмена и анализировал их изнутри. Это один из возможных путей познания. При этом он пытался показать, что должно сделать западное общество, чтобы стать более гуманным. Это - необходимость большей чувственности, меньшей деиндивидуализации и большего внимания к конкретному человеку. Мосс протестовал против «жестокости, абстрактности и бесчеловечности» современной ему системы права, пропитанной «римско-саксонской бесчувственностью». Для него нормой было торжество «чести, бескорыстия, корпоративной солидарности», «радость отдавать публично».
Мосс хотел вернуть душу бездушному миру, а для этого необходимо вернуться к «неизменной основе права», к «самому принципу нормальной социальной жизни». Что означают эти принципы для отдельного человека? Он не должен быть слишком добрым или сверхщедрым: «Ему необходимо чувствовать самого себя, но чувствовать также и других, и социальную реальность. <...> Ему необходимо действовать с учетом самого себя, подгрупп и общества в целом». Когда Мосс говорит о возвращении (в определенной степени) к архаическим истокам, то имеет в виду не руссоистское «назад к природе» и не возвращение к до-технологическим стадиям развития. Он лишь выступает против маржиналистского образа человека, хомо экономикуса. «Очень долго человек был иным, - писал Мосс, - и лишь совсем с недавних пор он начинает становиться машиной, усложненной счетной машиной».
Необходимо отметить, что труд Мосса не носит завершенного характера, и это отразилось в недостаточной целостности произведения. Автор рассматривал его как часть будущего, более обширного труда. Видимо, не случайно свое исследование он назвал очерком. Вместе с тем в завершающей части очерка ученый размышляет о недостатках терминологии, которая используется для описания экономической активности в традиционном обществе: «Употреблявшиеся нами термины "подношение", "подарок", "дар" сами по себе не точны. Мы не нашли других, вот и все»36. Мосс отмечает ограниченную применимость многих правовых и экономических понятий для анализа архаического общества. По его мнению, «все они нуждаются в пересмотре и уточнении».
Касаясь же недостатков теории Мосса, можно выделить абсолютизацию роли обмена и отсутствие анализа того, что не подлежит обмену. Это одно из важнейших критических замечаний, высказанных М. Годелье по поводу «Очерка о даре», и с ним нельзя не согласиться. Другое дело, вопрос о «туземной теории объяснения дарообмена». Не важно, что Мосс ошибался в интерпретации понятия «хау». Он стремился раскрыть роль магии (и соответственно ее силы) в обмене даров и объяснял движение даров боязнью нарушить традицию, потерять удачу, силу и т. д. В определенном смысле Мосс следовал идеям Малиновского. Но одновременно он сформулировал интереснейшую проблему о взаимодействии «одухотворенных вещей» и «овеществленных людей». Неявно здесь содержатся две точки зрения. Так, можно одухотворять вещь, превратив ее в живое существо, например представить игрушку живой или желать, чтобы статуя ожила (миф о Пигмалионе), а можно «расколдовать» мир человека, превратить его в вещь.
Многие аспекты жизни людей (как в современном, так и в традиционном обществе) пронизаны символически-метафорическим отношением к окружающему, в том числе в виде одушевления неодушевленного. Народное сознание, психология народов немыслима без такого рода анимизма (аниматизма), без фантазий и сказок. «Без сказок человек лишь объект статистики», - считал К. Юнг. Кроме того, в процессе развития, вхождения в культуру ребенок также развивает свое воображение и в играх осуществляет одушевление неодушевленного и другие превращения с окружающей действительностью. Именно благодаря своему воображению человек преобразил весь окружающий его мир. В каждом произведении творца есть частица его «я». В большей степени это касается создателей различных предметов в традиционном обществе и людей свободных, творческих профессий в индустриальном мире.
Оставить комментарий