Жалоба Ариадны

Кто согреет меня, кто по-прежнему любит меня?
Протяните горячие руки!
Протяните черные угли сердец!
Ибо простерта я и содрогаюсь,
как замерзший до полусмерти, когда ему греют ноги,
ибо бьет меня дрожь неведомых лихорадок,
колют острые ледяные стрелы мороза,
мысль не дает покоя!
Тот, чьего имени не произносят! Скрытый! Ужасный!
Ловец, притаившийся за облаками!
Молниями ты блещешь навстречу мне,
насмешливый взор из глубокой тьмы!
И вот лежу я,
гнусь, бьюсь, мучаюсь
вечным и бесконечным мучением.
поймана 
тобой, беспощадный ловец,
тобой, Неизвестный Бог…
Так порази меня глубже!
Так порази еще раз!
Исколи, изорви мне сердце!
К чему мученье
зазубренных, затупленных стрел?
Зачем ты взираешь вновь,
не сыт человеческой мукой,
убийственным молниесущим господним взглядом?
Не убиваешь, а хочешь
Вечно мучить?
Но для чего – меня,
убийственный неизвестный Бог?
Сквозь слезы смеюсь!
Ты подкрался
и нынешней ночью?..
Чего тебе надо?
Ответь!
Ты теснишь меня, давишь,
ты притискиваешься ко мне!
Ты слышишь мое дыханье,
ты вслушиваешься в сердце,
ревнивец!
Но к чему ж ты ревнуешь?
Прочь! прочь!
К чему тебе лесенка,
Если хочешь внутрь
сердца войти,
в мои сокровеннейшие
мысли проникнуть?
Бесстыдник! Неизвестный! Вор!
На что ты позарился?
Чего добиваешься?
Что выпытываешь
своею пыткой!
Не Бог – палач!
Или прикажешь мне
ластиться перед тобой, как собачка?
В избытке преданности
вилять хвостом,
вне себя от счастья?
Не дождешься!
Коли,
чудовищная игла!
Не собака я, а добыча
твоя, о страшный ловец!
Твоя самая гордая пленница,
разбойник заоблачный!
Заговори наконец!
Спрятанный в молнии! Неизвестный! Заговори!
Чего – от меня – тебе нужно, о путепроводчик!
Чего?
Отступного?
Но что ты возьмешь отступным?
Многого требуй, подсказывает гордыня,
и не тяни – так гордыня другая велит!
Чего?
Меня?
Ты хочешь меня?
Меня – целиком?..
И ради этого
ты, о глупец, истерзал меня
и растерзал мою гордость?
Люби же меня – кто согреет меня другой!
Кто полюбит меня другой?
Протяни мне горячие руки,
протяни черные угли сердца,
протяни мне, в моем одиночестве, 
одетом льдом – ах! – семикратным льдом,
в одиночестве, научившемся
презирать любую вражду,
протяни, протяни мне,
ужасный враг,
протяни мне – себя!..
Вот оно как!
Улетел прочь!
Мой единственный собеседник,
мой величайший враг,
мой неизвестный мучитель,
мой Бог-палач!..
Нет!
Возвращайся!
Со всеми твоими пытками!
Все мои слезы рвутся
тебе навстречу,
последнее пламя сердца
горит навстречу тебе.
Возвращайся же,
мой неизвестный Бог! Моя боль!
Мое последнее счастье!
Вспышка молнии. Дионис предстает в изумрудном
Величии

Д и о н и с:
Опамятуйся, Ариадна!
Я даровал тебе слух, я даровал тебе свой слух –
услышь же меня! –
Ежели не возненавидишь себя, себя не полюбишь.
Я – твой лабиринт…

Дионисийские дифирамбы

Klage der Ariadne.

Wer waermt mich, wer liebt dich noch?
   Gebt heisse Haende!
   gebt Herzens-Kohlenbecken!
Hingestreckt, schaudernd,
Halbtodtem gleich, dem man die Fuesse waermt,
geschuettelt ach! von unbekannten Fiebern,
zitternd vor spitzen eisigen Frostpfeilen,
   von dir gejagt, Gedanke!
Unnennbarer! Verhuellter! Entsetzlicher!
   Du Jaeger hinter Wolken!
Darnieder geblitzt von dir,
du hhnisch Auge, das mich aus Dunklem anblickt!
   So liege ich,
biege mich, winde mich, gequaelt
von allen ewigen Martern,
   getroffen
von dir, grausamster Jaeger,
du unbekannter — Gott… 
Triff tiefer!
Triff Ein Mal noch!
Zerstich, zerbrich dies Herz!
Was soll dies Martern
mit zaehnestumpfen Pfeilen?
Was blickst du wieder
der Menschen-Qual nicht muede,
mit schadenfrohen Goetter-Blitz-Augen?
Nicht toedten willst du,
nur martern, martern?
Wozu — mich martern, 
du schadenfroher unbekannter Gott?
Haha!
Du schleichst heran
bei solcher Mitternacht?…
Was willst du?
Sprich!
Du draengst mich, drueckst mich,
Ha! schon viel zu nahe!
Du hoerst mich athmen,
du behorchst mein Herz,
du Eifersuechtiger!
   — worauf doch eifersuechtig?
Weg! Weg!
wozu die Leiter?
willst du hinein, 
ins Herz, einsteigen,
in meine heimlichsten
Gedanken einsteigen?
Schamloser! Unbekannter! Dieb!
Was willst du dir erstehlen?
Was willst du dir erhorchen?
was willst du dir erfoltern,
du Folterer!
du — Henker-Gott!
Oder soll ich, dem Hunde gleich,
vor dir mich waelzen?
Hingebend, begeistert ausser mir
dir Liebe — zuwedeln?
Umsonst!
Stich weiter!
Grausamster Stachel!
Kein Hund — dein Wild nur bin ich,
grausamster Jaeger!
deine stolzeste Gefangne,
du Ruber hinter Wolken…
Sprich endlich!
Du Blitz-Verhllter! Unbekannter! sprich!
Was willst du, Wegelagerer, von — mir?… 
Wie?
Loesegeld?
Was willst du Loesegelds?
Verlange Viel — das raeth mein Stolz!
und rede kurz — das raeth mein andrer Stolz!
Haha!
Mich — willst du? mich? 
mich — ganz?…
Haha!
Und marterst mich, Narr, der du bist,
zermarterst meinen Stolz?
Gieb Liebe mir — wer waermt mich noch? 
   wer liebt mich noch?
gieb heisse Haende,
gieb Herzens-Kohlenbecken,
gieb mir, der Einsamsten,
die Eis, ach! siebenfaches Eis
nach Feinden selber,
nach Feinden schmachten lehrt,
gieb, ja ergieb
grausamster Feind,
mir — dich!… 
Davon!
Da floh er selber,
mein einziger Genoss,
mein grosser Feind,
mein Unbekannter,
mein Henker-Gott!…
Nein!
komm zurueck!
Mit allen deinen Martern! 
All meine Thraenen laufen
zu dir den Lauf
und meine letzte Herzensflamme
dir glht sie auf.
Oh komm zurueck,
mein unbekannter Gott! mein Schmerz! 
   mein letztes Glueck!…
(Ein Blitz. Dionysos wird in smaragdener Schoenheit sichtbar.)

Dionysos:

Sei klug, Ariadne!…
Du hast kleine Ohren, du hast meine Ohren:
steck ein kluges Wort hinein! —
Muss man sich nicht erst hassen, wenn man sich lieben soll?…
Ich bin dein Labyrinth…