Поэт, эссеист, публицист, автор сказок для детей и взрослых
Видеть человека насквозь — это видеть пути, по которым приходят к нему мысли.
Если Луч направить на козу, она заговорит. Если Луч направить на камень, и он заговорит. Говорение — в Луче, а не в предмете; в Луче, а не во мне.
Миф — это трактовка факта, ключ к его пониманию. Миф создаёт контекст, вне которого факт лишён своего смысла и значения. Факт всегда может быть истолкован иначе - до противоположного, потому опираться на факты — это всегда придерживаться той или иной концепции, того или иного мифа. Вне концепций факты не работают как факты.
Каждый из нас в своём аду, но рай — общий.
Мысль поёт нас, а мы поём её.
Крылья всегда рождают крылья. Крылья — главный орган всех зачатий и рождений.
Чтобы начать говорить, надо перестать болтать. Но как только соберёшься говорить, непременно начнёшь болтать. Говорение — это молчание, и оно у каждого своё. Молчание — своё, а не говорение...
Слова — это солдаты Слова, если им не мешать своей корыстью, они никогда не солгут.
Быть живым — это быть вопрошающим, т.е. обращённым к Вечности с вопрошанием вечности.
Нимбы, как у святых, есть у всех людей, только не все люди встретились со своими нимбами.
Мне очень жаль, Моника! Поверь, мне очень жаль. Но что мне оставалось? Не я начал эту войну - я слишком труслив и свободолюбив для войны. Они начали... Я понимаю, что словосочетание «карательная медицина» тебя отпугивает. Тебе кажется, что это невозможное сочетание слов. Однако твоё непонимание не является достаточной причиной для того, чтобы нечто не существовало, если ты этого не понимаешь...
Он сидел на входе, нервно поглядывая на чёрные тучи, готовые низринуться дождём. В галерее никого не было, и ему, наверное, хотелось уйти домой пораньше, чтобы не промокнуть в дороге. Он был не очень приветлив, когда я протянул купюру, равную стоимости билета. - Ливень скоро обрушится, чтобы смыть всех к ядрёной фене. В небо глядели? Я не сразу нашёлся что ответить, в итоге промолчал. Взял свой билет и направился в залы...
Шёл дождь. Небо было серым, недружелюбным, словно гневалось на кого-то и плакало. Казалось, тучи вот-вот спустятся на землю и начнут лупить прохожих не только струями дождя, но и кулаками. На паперти у новенького, сверкающего крестами храма сидел человек, промокший насквозь, и, вероятно, ждал подаяния. «Голодный, бедолага, — подумал я, — иначе зачем в непогоду ждёт невозможной милости?»
Пахнет гречкой, а хочется, чтобы куличами. Невестка не печёт сама, покупает в магазине. Говорит, какая разница? И правда что... Горячий чай по утрам заводит дряхлеющую машинку, по праздникам — кофе. Тело давно не знает другой гимнастики, кроме пищеварительной. Съесть что-то вкусненькое всё равно, что пройти километр по лесу. Радость бежит по жилам, журчит жизнью. У неё сладкий вкус, потому хочется куличей...
Символическая повесть о поиске смысла жизни и веры.
Из Дневника Анны К. Птицами — рождаются, ангелами — становятся. Некоторые птицы дорастают до ангелов, как и некоторые люди. Поэты могут видеть затейливые стайки птиц и ангелов, летящих куда-то вместе. Птицы — это такие люди, которые не совсем люди, потому что у них — крылья...
Стрелою летела её любовь, а выпущенную стрелу разве остановишь? Вот и неслась Ксения Петрова по улице имени её дорогого супруга полковника Петрова, спешила домой, не желая верить в случившееся. Люди всякое болтают и часто не по делу. Не может её любимый, благочестивый Андрей Фёдорович, известный дворцовый певчий2, умереть, да ещё так дурно...
— А ведь ты Меня не любишь, — сказал Господь, протягивая Свою руку в ответ на мою, вытянутую для приветствия.
Я легонько пожал его кисть в своей. Рукопожатие получилось не таким страстным, как я думал.
— Люблю, Господи! — возразил я. — Разве Ты не видишь, сколько я тружусь для Тебя?!...
Задумало правое ухо отделиться от левого.
— Кто сказал, что мы должны всегда быть вместе — на одной голове? Я совершенно независимое ухо, и если захочу, могу присоединиться к пятке: левой или правой. Или даже к пятке кролика, который живёт в соседнем лесу. Или даже…. Или даже в небе летать могу, как птица...
Этот странный человек сразу привлекал внимание. И не потому, что был несуразно одет, как-то по-стариковски, не по возрасту. В нём было что-то от Акакия Акакиевича. Он и ходил, казалось, так, чтобы не испортить ни замызганных своих башмаков, ни выложенного плиткой пола.
У него рыжая, солнечная борода. И на душе от него так же солнечно. Мы познакомились давно, я даже не помню когда, при каких обстоятельствах. Помню только, что любила у него исповедоваться.Человечность, доброта, тонкость чувств, искренность. Он понимал меня, а я ещё та штучка — сама себя не всегда понимаю. Он никогда не лез в душу, не царапал сердце, не обличал...
Бежим по дорожке: Венечка, муж и я. Вернее, бежит Венечка, а мы следом идём. Первая весенняя прогулка к лесу. Пыль взметается из-под лапок, но она ещё сомневается в себе, не смеет насыщать собой всё пространство, разбуженное ногами и лапками.
Сидим, болтаем ни о чём, пьём чай с тортом. Компания состоит из едва знакомых людей. До времени каждый прячет свой внутренний мир, полный сумбурных впечатлений и личного опыта.
— Кто книжек не читает, тот больше других знает! — восклицает круглолицая старуха, сидящая на углу стола.
В некоем городе жили самые обычные люди, но однажды утром они забыли открыть свои глаза и как бы стали слепыми. Город превратился в Город слепых. Постепенно его жители совсем забыли о том, что когда-то были зрячими, что жизнь в принципе может быть иной — зрячей. Они быстро приспособились к новым условиям, а для решения глобальных вопросов был создан Совет мудрейших...
Новогодняя история.
Валентина сидела, уставившись в окно, и безучастно разглядывала снующих туда-сюда прохожих. В каждом из них она различала предпраздничное волнение и воодушевление. «Новый год скоро…, — думала она. — И зима настоящая, снежная, морозная — всё готово к празднику. Кроме меня…
Стена... Я всё время вижу её, ощущаю... Сколько ни пыталась пройти мимо неё, уйти от неё или, наконец, пролезть сквозь неё — ничего не получалось. Стену можно только преодолеть, но как? Сквозь стены живые люди не ходят, а призраки — это слишком безрадостно. Мне казалось, что стену можно просто отодвинуть: когда-то мне удалось это...
Знакомство началось со странного вопроса. Маленький человек, почти карлик, с угрюмым круглым лицом и щупленьким тельцем, спросил меня:
— Сколько стоит посмотреть на небо?
Свежий воздух струится по моей комнате, проникает внутрь меня и животворит ещё не проснувшееся тело. «Вот тебе сила и бодрость, — как бы говорит он, — вот тебе радость! Встречай скорее наступивший день!». И я встаю, несмотря на ломоту в суставах и прескверное настроение. Я вдыхаю чарующую свежесть и просыпаюсь.
В это трудно поверить, конечно. Я и сам не сразу поверил: как любой здравомыслящий человек я сначала решил, что с ума сошел я. Но теперь я опытно засвидетельствовал, что с ума сошла таки комната, а не я.
Каждое утро Алексей Петрович начинал с ритуального визита на кухню. Неспешно он открывал дверцу навесного шкафчика с посудой и доставал свою любимую чашку, всегда стоящую с левого края. Затем он включал электрический чайник и, пока тот нагревался, любовался видом из окна, которое выходило в сад.
Всматриваясь вдаль, он видел бескрайнюю дорогу и небо, то благословляющее все вокруг мягким солнечным сиянием, то, наоборот, грозно предупреждающее раскатами грома и вспышками молний. Иногда он видел горные вершины, покрытые, казалось, не снегом, а вполне осязаемым холодом и равнодушием.
Наше знакомство с Машкой — дворовой афганской борзой, далеко не чистопородной, но все же статной и красивой собакой — началось с небольшого укуса за маленький пальчик. То был пальчик моей семилетней дочери. Правда, узнала об этом я лишь по прошествии нескольких лет: так велика была любовь к этой собаке, что пострадавшая даже словом не обмолвилась о случившемся инциденте.
То утро выдалось особенно зыбким, недружелюбным: погода словно мстила Сергею за вчерашние слезы жены. Казалось, она до сих пор плачет ему назло, чтобы причинить боль, чтобы вызвать в нем угрызения совести.