Царев завет

В Косовской битве Сербия проиграла османам и подпала под их владычество. У сербов бытует предание, что последний князь независимой Сербии Лазарь перед битвой имел разговор с Господом. Тот спросил Лазаря: «Какого царства хочешь?». Лазарь ответил: «царства мирские преходящи. Желаю Царства Небесного». Поражение и гибель для православной Сербии явилось духовной победой. Обо всем этом говорит Николай Сербский в «Цареве завете».

Косовская битва — трагическое и судьбоносное событие в истории сербского народа. Есть ли другой такой народ, живущий на земле, в исторической жизни которого поражение и гибель явились бы в духовном плане победой, живущей и действующей в веках?!

По мнению святого Владыки Николая (Велемировича): «Именно Косово сделало сербов великим народом. Оно — наша национальная Голгофа, но в то же время наше национальное воскресение, духовное и нравственное». Владыка Николай множество раз в течение жизни обращался к теме Косова в проповедях и разных публикациях, когда говорил о сербской истории и сербском народе. Особенно значимо его религиозно–философское эссе, опубликованное в 1933 году под названием «Царев завет» и впервые посвященное исключительно святому князю Лазарю, Косовскому Великомученику. В этом толковании Владыка выразил свое понимание того, в чем высший смысл мученической судьбы князя Лазаря и всей Косовской трагедии.

Конец XIV века. Огромные силы турок двигаются на Балканы и Европу. Уже не один бой пришлось вести сербам с турецкими войсками, ненадолго задержали они турок. И вот пришел день решающей битвы на Косовом поле. Турецкое войско во много раз превышало числом войско сербское. Накануне битвы предводитель сербов, князь Лазарь, имел небесное видение и был спрошен, какое Царство он изберет: земное или Небесное. Князь выбирает Небесное, вечное. Все войско причащается перед битвой и гибнет. Но в этот день открылись врата Небесной Сербии, тысячи мучеников вошли в них, «Поскольку сербское войско все на Косовом поле полегло — причем добровольно — за истину и правду Божию, то оно и победило», — писал свт. Николай в книге «Косово и Видовдан».

Далее — пять веков турецкого рабства. Но завет о выборе Небесного Царства жил в народе. Идут века: XIX — освобождение от турецкого ига, XX — мировые войны, революции и, наконец, XXI — и снова Косово. Как будто опять поражение, но это не так. Жив завет о выборе Небесного Царства. Косово — перспектива, путеводная звезда, и она говорит: «Царство земное — кратко и временно, а Небесное — на веки вечные».

Об этом слово святого Николая Сербского «Царев завет», в котором он заново переживает то, что произошло со святым князем Лазарем несколько столетий назад, переживает так, как будто это было только вчера.

Сама книга с царем заговорила:
«О, князь Лазарь, благородный родом,
Ты какое Царство крепче любишь?
Или любишь Небесное Царство?
Или любишь Царство ты земное?
Если любишь Царство ты земное,
Седлай коней, подтяни подпруги,
Каждый витязь, саблей препояшься,
Да на турок нападайте сразу,
Турецкое все изгинет войско.
Если ж любишь Небесное Царство,
На Косове ты поставишь церковь,
Но не мрамор в основанье нужен,
Шелк и пурпур постели под камни,
Все царево причасти в ней войско
Перед тем, как все оно погибнет,
И ты, княже, с ним погибнешь вместе».
Когда Лазарь выслушал то слово,
Стал он думу непростую думать:
«Боже милый, что я пожелаю?
Царство мне какое больше любо?
Пожелаю Царства ли земного?
Если здесь я пожелаю Царства,
Пожелаю Царства я земного,
Так земное короткое Царство,
А в Небесном Царстве век превечен».
Лазарь выбрал Небесное Царство,
А не Царство краткое земное.
Глава первая

Еще не отшумела битва на Косовом поле, когда турецкие воины ввели сербского царя в шатер султана. Закрыв глаза, султан Мурат лежал в предсмертной агонии. Когда ему объявили, что Лазарь схвачен и приведен, султан с трудом открыл глаза, и взгляды обоих, обреченных на смерть, встретились. Без гнева, без злобы и радости султан прошептал: — Воля Аллаха!

И снова сомкнул очи. Разочарованные тем, что не смогли обрадовать своего умирающего господина таким драгоценным пленником, слуги султана вывели Лазаря из шатра, поставив перед турецким войском. Перед шатром лежали мертвые тела трех сербских воевод: Обилича, Косанчича и Топлице. Как три срубленные сосны. Лазаря поставили над их главами, держа прямо, ибо он был тяжело ранен. Из открытых ран еще текла кровь. Он стоял с обнаженной, опущенной головой, с лицом обескровленным, безжизненным, похожим на полотно, запачканное кровью и грязью. Волосы спутались с длинной бородой и слипшимися прядями спадали на бледное чело и похудевшее лицо.

Рассчитывая на то, что оба царя уже наверняка стали ее надежными пленниками, смерть оставила их медленно умирать, а сама отлетела, дабы успеть собрать по широкому полю побольше других жертв.

Турки проходили, глядя со злорадством на неприятельского царя и его мертвых воевод. Некоторые шли молча, другие ругались, а третьи циничными жестами вызывали смех у своих приятелей.

Лазарь стоял прямо, но не своей силой, а поддерживаемый по сторонам слугами султана. Тело его, как бы тонкими нитями паутины, было еще связано с жизнью и упало бы на землю, останься оно само по себе. Но душа мученика оставалась живой, она была живее, чем когда бы то ни было. Во внутренней горнице души мысли Лазаревы переходили от событий на кровавом поле на все то, что касалось до всей державы его. Мысль шла до самых высоких небес, ища там объяснения всему тому, что случилось с ним и с войском христианским.

«Зачем все это, Господи? — задавал себе вопрос Лазарь. — Если я грешен, а я таков и есть, то пускай я и умру, но для чего эта страшная жатва смерти, скосившая моих воинов, мой народ?»

Быстрые мысли Лазаря старались проникнуть сквозь всю темноту Вселенной, пытались увидеть где–нибудь хотя бы один луч света. Но нигде, нигде не было ни одного лучика света. Мысли его возвращались праздными к тому же, с чего и начинались. Стал он тогда вспоминать всю свою жизнь, ища в ней причину поражения и несчастия. Проникая умом во все тайные уголки своего прошлого, Лазарь находил в нем кое–какие небольшие грехи, которые исповедал перед духовником, покаялся в них и десятки раз исправил.

С детства был он благочестив и христолюбив. Дом его был подобен храму святости, милости и чистоты. Дети воспитаны в вере и благородстве. Для народа он являлся примером всякой добродетели. Во имя Бога воздвиг несколько прекрасных храмов. Был отцом сирот, примирителем ссорящихся, праведным судьей для тех, кто творил зло, храбрым защитником гонимых за правду.

Со страхом смерти и с судейской зоркостью пересмотрев всю свою жизнь, Лазарь остановил свои мысли и, тяжело вздохнув, вскричал в себе:

— Творче мой, судящий и неведомые грехи наши, к Тебе мой вопль из этой долины мрака! Прости мне все, что я не смог исполнить по святой воле Твоей. Убей меня, Господи, и вычеркни мое имя из Книги жизни — только спаси народ!

И снова обреченный на смерть пустил свою быструю мысль, дабы испытать недавний случай на Крушевцу, перед выездом на Косово. Всякое произнесенное слово свое он испытывал внутренним мерилом, всякий разговор восстанавливал в памяти и оценивал, всякое дело строго пересматривал и судил. Нет, нигде не находил он того, что могло быть достаточной причиной для гибели войска и державы. Тогда вдруг Лазарь раскрыл уста от ужаса и громко зарыдал, и все в нем затрепетало, как бывает это на море при внезапном ветре. И вскричал царь в себе:

— В том, в том я не согрешил! Воины крепче стиснули Лазаря, чтобы он не упал, думая, что рыдания его — от телесной боли.

От каких же страшных переживаний Лазарь так тяжко, болезненно рыдал? Вспомнилось ему, как вынужден он был выбрать одно из двух Царств: земное или Небесное. Избрав земное Царство, по пророчеству, он остался бы жить с войском, с победой и с целостной державой. Но он выбрал Небесное Царство, и вот, по тому же пророчеству, постигла гибель и войско, и державу, и его самого.

«Господи, не в этом ли я согрешил? Предо мной были поставлены две судьбы, чтобы выбрать их для народа. Если бы я сам, лично для себя, делал выбор, то избрал бы смерть вместо жизни, но кто дал мне право для целого народа сделать такой выбор? …Вот–вот, где ловушка. Видимо, я сделал ложный, неправильный выбор. Таинственная сила, искушавшая меня, очевидно, была не от Бога Света, но от демона тьмы. Она и обманула меня. Сам я возлюбил Царство Небесное, эта любовь связала меня и мой народ обязательством по отношению к той таинственной силе. А она теперь ведет к гибели и меня, и мое войско…

Это я дал гибельный завет моему народу. В этом причина того ада, что полыхает ныне на Косове! Значит, согрешил я, только я, я один согрешил… Мой ли это грех, скажи мне, Всевидящий Господи, пред чьими очами ткется вся ткань жизни и смерти? Скажи мне, о Ты, облеченный величием молчания! Если я сделал ложный выбор, то только я — виновник смерти этих честных воевод, лежащих предо мною, из–за меня гибнет держава; я в ответе пред Неманем за его корону; в ответе пред Саввой за Церковь его; я — причина стольких смертей, стольких ран, такого количества пролитой крови; такого вдовства по городам и селам и того тиранского гнета, что навис над порабощенным народом моим… не моим, но Твоим, Господи».

И опять вскрикнул Лазарь подобно раненому оленю. А слуги султана злобно выругались и еще сильнее сжали его.

«…Убей меня, Владыко жизни и смерти, убей меня сто раз и оживи сто раз и снова убей! За то, что я сделал неправильный выбор и оставил народу ложный завет, я заслуживаю вечно умирать в муках, как будто в первый раз умираю. Скажи мне, о скажи, Творче всякого языка и слова, прежде, чем я стану прахом, в который Ты вкладываешь живую душу, скажи мне, чтобы я знал. Не прощай меня, ни за что не прощай, но покажи мне только, чтобы знать, погрешил ли я в выборе пред Тобою и пред небесными святыми Твоими?».

Глава вторая

Терзаемый душевными муками умирающий Лазарь не чувствовал телесной боли. Примеренное со смертью тело его еще держалось силой жизни совершенно живой души. Как обычно бывает, тело человеческое более всего служит душе тогда, когда душа о нем и не помышляет, так было и в этом случае.

В это мгновение душе Лазаревой явился вдруг какой–то необычайный свет. Был тот свет ярче света нескольких солнц, слитых воедино: белый, белее снега, но умягченный тенью нежной голубизны. И увидел Лазарь некое пространство, которое было шире всего видимого мира. Там, где взгляд приостанавливался, как бы на границе того простора, внезапно раскрывалась завеса, подобная легкой дымке, и открывалось другое, такое же .пространство, на границе которого открывалось начало третьего, на границе же этого — начало четвертого, и так без конца. На тех просторах видны были цветочные поля, сады и луга с неведомыми растениями необыкновенных цветов, фруктовые сады с какими–то серебристо–белыми и золотисто–желтыми плодами. На ветвях деревьев — райские птицы. Чудные города с дворцами восхитительной красоты. Виднелись реки белые, как расплавленное серебро и голубые озера, по которым плыли многочисленные белые ладьи.

И все это пространство было заполнено множеством людей в разноцветных одеждах, чаще всего в белых, вытканных золотом и прекрасно сшитых. Нельзя было разглядеть их лиц, но чувствовалось, что нет на земле красоты, подобной их красоте. И тут полилась прекрасная, нежная, тихая песнь многих тысяч и тысяч голосов: «Буди имя Господне благословенно отныне и до века!» Песнь эта разливалась все шире и шире, подобно реке, выходящей из берегов. К поющим голосам присоединялись другие, сливаясь с ними, как сливаются волны, когда они находят одна на другую, пока песнь эта не превратилась в громогласный гимн победных войск. Но вдруг все стихло. И стали видны народы, облеченные небесной красотой, подобно колышущимся от ветра колосьям спелой пшеницы. И настала тишина без единого звука. Тогда появилось множество огней, от их пламени поднимались столбы голубого дыма. И разлился чудный аромат, дивное благоухание, от которого увеличивается в сотни раз в человеке сила жизни и которое ласкает человека, подобно солнцу, и питает более сладостно, чем молоко и мед.

Тогда заметил Лазарь, как некий человек в одежде, сияющей белизной, слетел с высоты и быстро пошел вдоль народа, пока не дошел до другого человека — в красной одежде. Дойдя до него, он взял его за руку, а затем оба, отделившись от всех, быстро подошли к Лазарю, От их сияния необычайный свет стал еще ярче, чем тогда, когда он впервые открылся Лазарю. С удивлением смотрел он на эту двоицу, приближающуюся к нему. Оба были прекрасными юношами, отличаясь только тем, что тот, в белом, сиял вечной славой ярче другого, одетого в порфиру. Подойдя к Лазарю, они остановились, и первый начал говорить.

Глава третья

— Не бойся, Лазарь. Я, вестник Божий, стою пред лицом Царя Всевышнего и послан к тебе, чтобы ответить на твой вопрос, который мучает тебя, подобно стреле, пронзившей тело, ответить и освободить душу от мрачных сомнений и, свободную от них, взять ее. А брат мой, в красной мученической ризе, — святой пророк Амос, святой твоей крестной славы, которую ты вчера вечером начал славить хлебом и вином, а ныне славишь кровью и смертью своей. Не бойся, но слушай и радуйся!

Я и есть тот самый вестник, который принес тебе книгу из Вышнего Иерусалима. Невидимый встал я пред тобою там, во дворце в Крушевце, и положил книгу тебе на колени. Пока ты раздумывал и решал, какое Царство избрать, я стоял справа от тебя. В ожидании твоего решения молчали святые Небеса, святые Неманичи трепетали в страхе, что выберешь горе, а все покойные праведники сербские молились Господу, дабы Он склонил тебя избрать лучшее. И когда ты сделал счастливый выбор, святые Небеса запели, обрадовались святые Неманичи, и все праведники сербские вознесли благодарение Богу.

Не бойся, человече Божий, ты сделал добрый выбор и оставил своему народу спасительный завет. Добыв для него еще одно земное Царство, ты бы обогатил его меньше, чем теперь, сделав такой выбор. Ибо истинны и преславны твои слова:

«Земное Царство кратко и временно, а Небесное — на веки вечные».

Посмотри на эти просторы, открывшиеся тебе. Видишь ли на них великое множество благословенного народа? Это только малая часть Небесного Царства, которое ты возлюбил. Телесными очами невозможно увидеть такие пространства и такое множество людей. Гляди, все здесь несоизмеримо больше и многочисленнее в сравнении с земным миром.

Но открывается такое видение только духовному взору, только духовные очи могут взглядом охватить и увидеть все сие. Для заключенных в тело это совершенная тайна. Но Творец всех нас смилостивился на твой отчаянный вопль и, помня твои добрые дела, открыл в тебе духовное зрение, чтобы ты все сам увидел и утешился этим.

Тут замолчал вестник Божий. И тогда опять послышалось пение, как и в первый раз, блаженных народов Неба. До Лазаря доходил смысл некоторых слов:

Всякому сердцу, что любовью горит,
Небо в ответ говорит.
Всякой душе, что Бога славит,
Бог Себя милостиво являет.
— Это есть Царство духовное, — продолжал Ангел, — Божественное, непреходящее, несравненное, бессмертное. Истина, любовь, жизнь и радость — вот что подвигает эти духовные существа на непрестанное пение. Ты их видишь как бы имеющими тела, но они бестелесны. Посмотри, ты сейчас смотришь духом на духов. Твои глаза закрыты, и ты ничего не видишь телесными очами. Но это твоя свободная душа непосредственно видит те светлые существа, свободные от тел. Запомни, твоя способность воспринимать картины, облики, цвета, голоса, размеры исходит не от физического материального мира символов, но от мира нематериального, истинного. И так же, как ты сейчас смотришь не глазами и слышишь не ушами, и ощущаешь радость помимо тела, так же и бессмертные духи в этом Царстве смотрят, слушают и чувствуют. Взгляд духов несравнимо глубже, слух их несравнимо острее и ощущения их несравнимо сильнее того, что может глазами видеть, ушами слышать и ощущать душой телесный человек. Потому–то, думаю, не погрешили истинные учителя людей, когда назвали тело темницей, а разделение души и тела — освобождением.

В отношении восприятия действительности люди делятся на три группы. Одни смотрят только телесными очами на плотские вещи и думают, что видят по–настоящему. Это — воистину слепцы. Они живут в полнейшем мраке неведения, покрытые мрачной тенью вещественных предметов.

Другие смотрят на рее, полагаясь на свой разум, пытаясь понять природу вещей и надеясь при этом только на свои глаза и свой ум. И они не видят ничего так, как оно есть в действительности, но только лишь как смутную, недостижимую для них тайну бытия и сущность вещей. Существует какая–то непознаваемая тайна за всем познаваемым миром, говорят они. И это — верх их сознания. Потому они живут в каком–то мутном сумраке меняющихся теней, который, как пестрая завеса, скрывает от них истину.

Третьи же не доверяют особенно ни своим глазам, ни своему разуму, но с детской простотой и верой принимают откровения от святых Небес — так, как ты сейчас. Эти откровения гасят в них жажду добывания земного Царства и открывают ненасытный голод и желание Небесного Царства. Таких называют «детьми света». Им дается видеть тайны и, видя их, ходить путями правыми в земной жизни. Но они не всегда и не постоянно видят, как видим мы, Небесные жители, но только тогда, когда это угодно воле и милости Святого Промысла. К этой третьей группе принадлежал в земной жизни и этот дивный славленник твой (святой крестной славы царя Лазаря. — Прим, переев), святой пророк Амос, вместе с остальными пророками, прозорливцами, апостолами, святителями и праведниками. Вот и ты, славный князь, включен в число этих просвещенных боголюбцев.

Сказав это, Ангел Всевышнего замолчал. Тогда пророк Амос приступил ближе к Лазарю, и, взяв его за руку, заговорил с ним.

— Мужайся, дивный Лазарь! Твоя душа томится ныне многими вопросами. Пред тобою — Посланник Божий, Совсем скоро ты будешь звать его братом, но уже в другом Царстве, иного родства и гражданства, отличного от земного. Спрашивай его свободно обо всем, что томит твою душу.

От прикосновения и слов святого пророка ощутил Лазарь некую чудную, животворную струю, наполнившую его и давшую силу душе. Тогда он осмелился спрашивать.

Глава четвертая

И сказал Лазарь:

— Вижу теперь, насколько я грешен и бестолков. Стою уже на пороге смерти, а так и не знаю еще, о чем нужно просить Бога. Вступаю в спор со Своим Творцом, как когда–то Иов, рассуждая о вещах, стоящих выше моей власти и возможности. Научи меня, слуга Всевышнего, о чем, самом главном, должен человек перед смертью просить Бога.

На это ответил ему Ангел Божий:

— И в конце, и в начале земного пути, и в каждую минуту жизни, самое важное для человека просить у Бога две вещи: первое — прощение грехов, а второе — дарование Духа Божьего. Всякий полный сосуд сначала нужно опорожнить, чтобы затем наполнять, и прежде очистить, а потом украшать. В дом, что попал в греховное рабство демонам, Дух Божий не входит, и дом нечистый Он не украсит ни Своим присутствием, ни Своими Небесными дарами.

Человек пречудно составлен из тела, души и духа. Дух — двигатель и господин всего человеческого существа. Каков дух, таковы будут и движения души и тела. Каков дух — таков и человек. Дух движет душой, а душа — телом. «Дух животворит, плоть не пользует немало». Круги Небесных ангельских воинств живут и движутся только Духом Божьим. От этого Духа изливаются на нас, Ангелов, четыре сладостные струи: истина, любовь, жизнь и радость. Духом Божьим жил и двигался, подобно нам, Ангелам, и прародитель рода вашего. Но когда он в безумии отошел от правды и любви Небесной, то в нем произошла существенная перемена. По внешнему виду он остался таким же, но изменился по самой сути своей. И до сего дня мало кто может судить в мире об этой перемене. Это тайна самых молчаливых, самых просвещенных. Но тебе, великому, бессмертному человеку, необходимо знать, в чем состояла эта существенная перемена, дабы ты смог понять и все остальное, о чем желает знать твое сердце. Ибо познание этого — исходная точка всякой мудрости и истинного ведения. В нем — действительный ответ на все вопросы, которые мучили человечество, в том числе и тебя.

Слушай дальше, наиславнейший князь из ныне живущих на земле! Главная перемена состояла в том, что оскорбленный Творец исторг из человека Свой Святой Дух, и остался человек только с сотворенной душой и со своим природным духом. Оставшись с этим природным духом, который Бог сотворил, а не вдохнул в него, отпавший человек осужден был «в поте лица своего есть хлеб свой», подобно муравьям, пчелам и животным. Вот так человек опустился до состояния животного, господин сравнялся со своими слугами, царь — с подданными. Человек–бог стал человеком–животным. Но это еще не самое страшное, ведь животные в своем состоянии чудны и красивы. Горше всего, что человек, уподобившись животным, быстро пал до состояния человека–демона, сделав свободный выбор.

По собственной воле, избрав противное Духу Святому, он отверг и свой природный сотворенный дух и принял в себя третий дух, дух нечистый, богоборческий, богооставленный, дух падшего ангела. Ибо когда человек лишился Духа Святого, он оказался на распутье, где действовал сотворенный природный дух и где сталкиваются два противоположных духа: Дух света и тьмы, или Дух Божий и дух адский. На этом перекрестке, которым владеет природный дух и где дуют два противоположных духа, многие люди повернулись лицом к духу тьмы и смерти, в то время как другие обратили лица к Богу Этим, последним, милостивый Бог снова даровал Своего Святого Духа. Это они — дивные праведники, которым обещано спасение, а через них и всему будущему роду человеческому, насколько он выстоит на этом перекрестке, повернувшись лицом к Богу. На протяжении тысячелетий они были единственными людьми–богами среди людей–животных и, что страшнее всего, среди людей–демонов. Не ради смертного тела, природной души и духа эти люди названы богами и сынами Божьими, но благодаря Богу Святому Духу, Который был им заново дарован и за то, что лица их на духовном распутье были повернуты с верой и надеждой к Святому Духу Божьему. За это вдохнул в них Бог от Себя Своего Духа, и они удостоились звания богов и сыновей Божьих. Ибо все, что дает величественный Творец наш Своим живым творениям, Он дает от Своего или от Себя. Когда дает свет, здоровье, успех, дождь, плодородие, познание природы — дает от Своего, то есть от того, что Он сотворил, что есть Его, но не есть Он. Когда же дарует Своего Святого Духа — дарует Самого Себя. Это — свойство совершенной, Божественной Любви: дарить не только Свое, но и Себя.

Итак, угодник Божий, знай, что существует три вида духа: Святой Дух Божий, природный дух и дух демонский. Повторяю тебе: каков дух в человеке, таков и человек. Три брата с различным духом так же далеки друг от друга, как три света: свет Небесный, свет земной и свет адский. Следовательно, человека можно правильно оценить только по духу, который живет в нем. Ибо дух — двигатель и души, и тела. И все мысли, желания, ощущения души, как и движения тела, полностью зависят от духа, живущего в человеке.

С этим знанием о духе, как с таинственным ключом, войдем сейчас в келью души человека. Каков дух, такова и душа. Душа не так проста, как дух. В ней заключены три силы: умная, деятельная и чувственная. И все три — как бы тесто, которому дух — закваска. Какова закваска, таково и тесто, таков и хлеб. Если закваска — Дух Святой, то и мысли у человека святые и Божественные, и чувства святые и Божественные, и дела святые и Божественные. А если закваска — природный дух, то и мысли у человека земные, и чувства земные, и дела земные. Если же закваска — дух демонский, то и мысли у человека демонские, и желания, и чувства демонские, и дела демонские.

Зная о духе и душе, войдем теперь, открывая этим ключом, в тайну человеческого тела. Какова душа, таково и тело. Тело не так просто устроено, как душа, и тем более, как дух. Многочисленные органы и части тела символизируют качество и силу души. Если душа заквашена Духом Божьим, то и тело, как инструмент такой души, — арфа Божия, будет выражать то, чем дышит, как мыслит и чувствует, чего желает богодухновенная душа. Если душа заквашена духом природным, земным, то и тело, как инструмент такой души, — образ природы, земных мыслей, природных чувств и желаний. Но если душа заквашена злобным квасом адского духа, тогда и тело такого человека, будучи орудием души, станет проводником адских сил, демонской воли и злых дел.

Как можно понять человека и то, что происходит с ним в мире, не различая этих основных положений? И как тогда возможно будет уразуметь судьбу какого–то народа и всего, что случается с этим народом? Не понимая и не различая таких вещей, величайший витязь сего дня, никто из смертных не сможет объяснить себе того, что происходит сейчас на этом поле битвы. Только тот, кто не захвачен демонским духом и кто возвысился над обычным природно–земным духом, в состоянии спокойно смотреть на эту разрывающуюся ткань, как на вновь ткущуюся. И видеть в этом болезненном хаосе космический порядок и в этом кровавом ужасе разрушения — стройный художественный замысел.

Не ясно ли тебе из этого, что должно всякому человеку просить у Господа, как в час смерти, так и на всякий час и на каждом шагу земного пути, Духа Святого Божьего? А Бог полон милости и любви. От преизбытка любви Он дарует и Самого Себя тем, кто Его любит и кто, любя Его, ищет Его. Как сказано вам святейшими устами: Итак, если вы, будучи злы, умеете даяния блате давать детям вашим, тем более Отец Небесный даст Духа Святаго просящиму Него (Лк. 11,13).

Глава пятая

Затаив дыхание, выслушал Лазарь все сказанное ему, ненадолго умолк и вновь спросил:

— Скажи мне, святый Небесный вестник, за что моя держава осуждена на погибель?

Ответил ему вестник Вышних Небес:

— Потому, княже, что она одряхлела. По логике творения все, что в вашей Вселенной становится старым, должно отойти, замениться новым. Я вижу, тебя удивляют эти слова. Вижу, ибо смотрю сквозь твою душу, и она мне видна со всеми мыслями, чувствами, с переменами их и волнениями. Такая сила дана нам, гражданам Царства духовного, видеть душу насквозь, как через прозрачное стекло. Нас не интересует тело земное, временное, ветхое и преходящее, мы не задерживаем на нем взгляда. Мы ищем в земном теле то, что принадлежит нашей державе, Небесной, То, что родственно нам и что некогда будет делить с нами бессмертное жительство, только это нас интересует. Ты сейчас с удивлением говоришь сам себе: как, неужели моя держава стала старой, в то время как другие царства, которые в два–три раза дольше живут на земле, еще не состарились и не осуждены на гибель?

Тяжело телесному согласиться с духовным. Люди с плотским рассуждением оценивают старость по времени, а духовно мыслящие определяют возраст по внутренней силе. Всегда молодым можно назвать только Всевышнего, Бессмертного, Вечного.

Не только времена, но вечности пронеслись над Его главой, не оставив ни единой морщины на Его лице. И мы, Ангелы Его, от сотворения также молоды — хотя и были сотворены прежде всех людей — молоды, потому что несем Его в себе, Его Святой Дух, и Им живем, Им дышим, Им хранимся, Им радуемся. А все, что заполнено чем–то другим, кроме Него, что ищет жизни помимо Него, что гоняется за радостями без Него и что кормится мертвой пищей, быстро стареет и умирает. От духа, пребывающего в сотворенных существах, зависит жизнь и молодость, от духа же — старость и смерть.

Среди людей более всего похожи на Ангелов отшельники и постники, то есть те души, которые пользуются земными благами в очень малом количестве, лишь для поддержания своего тела, а денно и нощно хранят себя Его Духом, Духом вечной жизни и вечной молодости. И души их были настолько крепкими и сильными, что могли поддерживать также и тела их в силе на долгие годы более тех, которые, по слабости духовной, заботливо хранили свои тела и души только ради земной жизни.

Так, князь, бывает и с отдельными людьми, и с родами, и — с целыми народами. Твоя держава уже одряхлела и должна погибнуть. Хотя гибнет она не от старости, но отравленная ядом, который приняла и накопила в себе. Этот яд превратил ее в дряхлую, морщинистую старуху. Земля проросла сквозь души сербских князей и господ. Потому Дух Божий оставил их и сокрылся в душе народной. Но дым страстей, прогнавший Святого Духа от властителей, пробился из ада через природный дух и начал шириться и в народе. Возникла опасность, что под действием злого духа и народная душа заземлится, испепелится, умрет.

Только великий страх, подобный сильному ветру, может прогнать этот смрадный дух и спасти народ Божий от гибельной пропасти. Чтобы народ твой душевно спасся, держава твоя должна погибнуть. И сами святители сербские, во главе со святым Саввой, молились и упросили Всевышнего: да попустит Он гибель преходящего земного величия их народа, только бы спаслась душа его от вечной смерти.

Не тужи, не печалься же, мудрая головушка, твой выбор сделан по плану Промыслителя и на радость святителям сербским. Твоим заветом убережется и сохранится народ твой. Этим заветом сохранятся и следующие поколения. Исчезнут отравленные адом властители, уйдет и дым, что разлагает и умерщвляет души. Прекратятся их злые споры, а вместе с ними и тот злой пример, который они подавали народу. Придет страх, нищета и скорбь — три вещи, что отрывают души человеческие от земли и влекут к Небесам. Народ будет чувствовать себя в своем родном доме, как на чужбине, и искать отечество на Небесах. Отмоет свою душу от земли, освободит от грубости телесной, которую нагнал дух природный и дух адский. И преобразится народ твой в народ духовный и ясновидящий, глубокий в мыслях своих, высокий во взоре своем, непобедимый в вере и надежде своей. Он может стать последним в глазах других народов земных, но быть первым пред очами бессмертных Небесных духов. И благословит тебя народ твой, княже. Ибо будет ему завет твой о любви к Царству Небесному облегчением в муках и светлым лучом в темноте рабства.

Нет, ты не погрешил в выборе, дважды венчанная главо, — венцом земным и венцом Небесным.

Не погрешил, избрав Небесное Царство, но сейчас грешишь, сомневаясь в правильности своего выбора. Не колеблись умом, непоколебавшийся сердцем. Не смешивай погибель войска с гибелью народа. Не приравнивай гибель державы к погибели всего. Держава и дается народу, дабы было чему погибнуть вместо него, чтобы было, что дать в откуп за душу народную. Такая сделка выгодна, когда за недорогую цену покупаешь сокровище.

Поклонись Тому, Кто разрушает дешевое, дабы сохранилось драгоценное. Кто косит солому, да сохранится зерно. Не вступай в спор, как многострадальный Иов с Творцом, Строителем держав и народов. Воля Его во веки добра, мысль Его во веки светла и дело Его во веки праведно. Когда сажает дерево, думает, как оно будет срублено, а когда рубит его, мыслит о молодой поросли, растущей из него. Все сотворенные миры пред Его величием — как капля воды на ладони. Та капля — слеза радости Его ока, В ней Он отражается, и она светится от сияния Его.

Глава шестая

И заговорил Лазарь:

—Но, скажи мне, светлый житель Царства Небесного, какая польза будет моему народу от выбора Небесного Царства?

Ответил ему гражданин Небес:

—Выбор Царства Небесного воистину принесет несказанную пользу твоему народу. Очистит ум, сердце, волю. Душа его станет подобна сияющему зеркалу, в котором отразится наш бессмертный свет и жизнь. Царство Небесное войдет внутрь него, и он станет достойным войти в Царство Небесное.

Прежде всего, очистится ум его. То, чем для вас, смертных, является голова относительно тела, то же самое и ум для души. И так же, как голова — сторож тела, так и ум держит стражу над душой, И хотя место пребывания ума — сердце, но для мира видимого он — главный страж головы. Воспринимая все через чувства, ум рассматривает их и выносит суд. То, как человек воспринимает внешние впечатления, более всего зависит от духа, которым наполнены душа и ум. Если человек наполнен Небесным Божественным Духом, то и ум его будет чистым и способным судить и оценивать все, следуя за своим Творцом и чрез Него. Как это было сказано устами пророка: «Во свете Твоем узрим свет». Просветленный Небесным Божественным Духом и сам ум человека становится обоженным, а чрез это светлым, чистым и бодрым. Имея в себе Небесный свет, с его помощью осматривает он и видит все вещи и события: то есть читает все ясно и сознает их смысл и значение. Такой ум, заквашенный Духом Небесным, не может затуманиться никакой тенью или мраком, который идет снизу и уводит человека от Бога и делает противником Его.

Таким был первобытный чистый, ясный, бодрый ум, сотворенный Творцом в душе человека и освященный Духом, идущим от Него. Но как только ум замутится и обленится, то он перестает господствовать над внешними впечатлениями. Стража ослабевает, и пришельцы наваливаются, входят внутрь, в град души человеческой. Ум теряет Небесный свет, а с ним и силу. Не может он теперь ни различить, ни отбросить и склоняется перед всяким чувственным впечатлением. Более того, он гоняется за ними, ищет и втаскивает внутрь, не разбирая и не оценивая их.

С таким помраченным и расслабленным умом человек, прежде всего, губит мир в себе самом. Не имея душевного мира, он гоняется туда–сюда по свету, ищет все новых и новых впечатлений и сам не понимает, чего он хочет. В вещах и предметах он ищет потерянного Бога, благодаря Которому он был и господином, и судьей над всеми предметами вокруг себя. Теперь же он бегает за недавними своими слугами и рабами, принимая их за господ.

Человек не видит, как прежде, самую суть, ясность предмета, но только его тень и то только так, как видят его телесные очи, слышат телесные уши, вкушает язык, обоняет нос и ощущает кожа. Над душами таких людей громы вселенских колес природы катятся, как над мертвецами. Это уничтожение и растаптывание человека поддерживают адские духи со злобным весельем, мы же, хранители душ человеческих, отходим в сторону, по слову Всевышнего, и со скорбью смотрим на тех, кто сам себя губит для этой и вечной жизни.

Мы, духи, видим ум всякого человека в целостности, таким, каков он есть. Но вы, обложенные телом, не в состоянии так смотреть. Вы цените ум за мысли и потому часто ошибаетесь. Ибо испорченный ум имеет привычку прикрываться красивыми мыслями, как безобразное лицо — белилами. А правдивый и чистый ум опять же нередко скрывает себя с помощью юродства. Я хочу показать тебе сейчас разницу между мыслями человека, любящего земное Царство, и мыслями других, возлюбивших Небесное Царство.

Любящий земное Царство, замечая что–либо происходящее в этом мире, принимает это как реальность и оценивает относительно своей выгоды. Видя кусок золота, он не думает о золоте как о вещи, сотворенной Богом, не раздумывает над символическим значением золота, но мыслит только о том, какие радости, удовольствия можно получить за это золото.

Смотрит ли он на чужое поле, он думает не о том, какой чудный урожай произрастила земля, но как бы забрать себе эту или такую же ниву. Видя белого ягненка на зеленом лугу, он не смотрит на него просто, как на ягненка, но думает о нем, как о пище для себя. Встречая чужую жену, он видит в ней не мать, не творение Бессмертного Творца, но желает того, что вызывает позор, обиду.

Если он князь над народом, то не думает со страхом о своем долге перед Богом и народом, не просит у Бога мудрости, чтобы ему честно управлять своим народом, но помнит только о долге народа по отношению к нему. О соседних же княжествах помышляет только одно, как бы их принизить, побороть и присоединить к себе. И таковы все мысли любящих земное Царство, они плотские, земные, животные. Весь их ум опутан паутиной, помрачен относительно истины. И он распространяет эту паутину повсюду вокруг себя. Это все безумные, темные, ложные мысли.

Возлюбивший же Царство Небесное, непреходящее и бессмертное, мыслит обо всем, глядя на Своего Творца. Смотря на золото, он думает о Том, Кто сотворил этот прекрасный металл и скрыл его в земле. И еще думает о постоянном сиянии истины, которую этот металл символизирует, если глядеть на него духовными очами, и о том, что он в моральном смысле говорит о добродетели души. Глядя на соседнее поле, он смотрит на него как на Богом данное пространство, на котором Сам Бог — первый и главный Делатель. Притом же он мысленно хвалит и труд хозяина поля, того, кто расчистил, вспахал и засеял его. И молится сам в себе Хозяину вселенной, да благословит Он труд человеческий и дарует урожай его ниве, чтобы смог он прокормить детей и Его, своего Творца, прославить. Видя ягненка, пасущегося на лугу, он думает о Всемудром Промыслителе, что одевает, хранит и защищает агнца. Встречая чужую жену, он с почтением думает о ней как о матери, которой Отец всех определил особое дело и путь спасения в этом скором земном странствовании. А если он князь над народом, то со страхом думает о своем долге пред Богом и народом и просит у Бога мудрости благоразумно управлять им во славу Божью. Соседних князей он благословляет как братьев своих и молится за них Богу.

Радуйся же, избранниче Божий, ты сделал правильный выбор и оставил своему народу жизненный завет. Возлюбив Царство Небесное, ты соединил народ с Богом и Бога с народом. Этим ты предал его заботам вечного Лекаря и Целителя, Который видит скрытые раны душ человеческих и один знает, и может их исцелить. Горькими лекарствами он очистит ум народа, напоит его дыханием Духа Святого, сделает его вновь светлым и сильным. Вернет ему Небесный ум, который будет мыслить подобно Дароподателю ума. И освободится народ твой от духа земного и адского и станет способным мыслить ангельски, глубоко, высоко, прозорливо, духовно. Умом он превзойдет и своих предков свободных времен, и своих господ– завоевателей. Труды, которые он совершит за века рабства, будут ясно показывать светлость его ума. Станут на диво и далеким поколениям, живущим в свободе.

Так ум твоего народа омоется, излечится, станет обоженным и возвысится до Небес. В мыслях его отразится бескрайний ум Того, Кто есть сам Ум, в Который не может войти никакая грешная мысль. Солнечный свет — это тьма по отношению к светлости того вечного Ума. А кристалл — как непрозрачный гранит в сравнении с ясностью и лучезарностью Его мыслей. Все Небесные умные силы полнятся знанием от предвечного Ума Творца своего. Этот Ум — Его и в Нем. В Нем — рождение вечности и от Него озаряется мудростью всякая тварь на Небесах и у подножия Небес. Не испытывая, Он знает все. Он видит все мгновенно, не глядя. Все движет и руководит всем, не передвигая с места на место. Кроме Него не существует истинного ума. И нигде нет истинной мысли, противоположной Его мыслям.

Глава седьмая

Кратка мысль нас, смертных, — проговорил умирающий князь, — и свеча нашей души не светит далеко. Пусть не огорчит тебя, вестник Божественного света, то, о чем я хочу спросить. Почему Тот, Кто сотворил нас по великой любви и Своей любовью повсюду окружает, почему Он допустил гибель этих трех прекрасных воинов, лежащих предо мною, и множества других, чьи мертвые тела в сей час стали наилучшим украшением этого страшного поля? За что? — Ведь я знаю, что их любовь к своему Творцу никогда не охладевала?

На свой вопрос получил князь такой ответ:

— Не далеко от истины то, о чем ты спрашиваешь меня, славный ктитор Раваницы. Если бы я, разумный и бестелесный дух, принужден был бы облечься в смертное, подверженное тлению тело, то благословил бы тот час, который меня от него освободил. Смерть страшна лишь для тех, кто разделен с предметом любви, но не для тех, кто стремится соединиться с любимым. Смерть — гроза для любящих земное Царство и веселье для избравших Царство Небесное. Где сердце человека, там и его дом родной. Сердце того не здорово, кто любит мир и все, что в нем, и оно не знает истинной любви. Такая любовь навевается либо духом природным, либо — что страшнее — адским духом. Только то сердце здорово, которое горит любовью к своему Творцу. Истинная любовь соотносится лишь с Тем, кто явил Свою любовь к человеку прежде его матери.

И такая любовь — которая на земле имеет только начало, но нигде и никогда конца — она одна достойна своего высокого имени. Все остальное, что на земле именуется любовью, — не любовь, но привязанность к плоти, к вещам, формам, проходящим звукам, к переменчивым вкусам, одним словом, — к возникающим и исчезающим теням.

Потому–то, когда Господь жизни и смерти посылает смерть тем, кто Его любит, Он шлет ее из пламени любви к ним, уничтожая расстояние и приближая к Себе. А когда посылает смерть тем, живущим страстями, которые не вкусили меда любви к Творцу своему, то шлет ее, гневаясь и бесконечно удаляя их от Себя. Подобно тому, как жнец жнет одним серпом и пшеницу, и плевелы — первое несет в свой дом, другое же далеко отбросит и от нивы, и от дома. Ты видишь это поле, покрытое мертвыми телами подобно скошенной траве. Тело к телу лежат, как срезанные колосья. Но здоровые зерна из тех колосьев руками Ангелов принесены в Небесные дворы, а другие, испорченные, брошены в бездну мрака и дыма. Такова разница между душами человеческими и за время их жизни на земле. И так же, как судьба пшеницы и плевел не может быть оценена в момент цветения и созревания — ибо в это время они выглядят предназначенными одной участи — но только во время веяния, точно так же и человеческая судьба не оценивается прежде смерти. Разница же между людьми состоит в качестве и силе их любви, которые опять же зависят от духа, живущего в них.

Человеческое сердце сотворено для любви высочайшей, чистейшей, святейшей. Это храм самый малый, но самый чудный на земле, в котором горячо желает жить дух любви Божьей; это кадильница, из которой возносится фимиам любви человека к Творцу. Мы, Небесные Ангелы, несказанно любим все, сотворенное нашим Создателем. Но любовь Ангелов к творениям происходит единственно от любви нашей к Творцу всех тварей, Все, что создано Им, дорого нам, ибо есть Его и от Него. Мы любим Его, а потому любим и все то, что Он любит. А то, что Он любит, Он и творит и поддерживает, превеликий Творец и Вседержитель. Любовь к Нему, любящему нас, делает нас сильными, радостными, светлыми, молодыми и — живыми.

. Это и есть любовь чистых духов к Духу. Кроме непрестанно пламенеющего чувства любви, нет других чувств у нас, на Небесах. Как свет отражается в каплях утренней росы, так и в нас отражается Божественная любовь. Такую любовь имел вначале и прародитель рода человеческого.

Она делала его в те времена сильным, радостным, светлым, молодым и — живым. Когда же его любовь разделила Небо и землю и сердце склонилось к земле, он потерял силу, утратил светлость, познал печаль и обвенчался со смертью. Его потомки, возлюбившие земное Царство, пали еще ниже и стали пленниками смерти. Их опустошенные сердца, лишившись силы и света Небесной любви, наполнились разными противоположными чувствами, обманчивыми и проходящими. Небо перестало быть реальностью их душ, но сделалось лишь бледным воспоминанием и от поколения к поколению становилось все более и более тусклым. Прилепившись умом к телесным предметам, помимо Бога и противясь Ему, они начали сердцем желать исключительно плотских вещей — опять же без Бога и противясь Ему. Сердца их наполнились похотью, завистью, злобой, ненавистью, злорадством, страхом смерти, ненасытностью, эгоизмом, неверием, жадностью и неудовлетворенностью от полученных ничтожных удовольствий. Землей заполнилось сердце, земля проросла в нем. Земля стала его тираном. Так все и было — до тех пор, пока Дух Божий не сошел на кровавую тропу Сына Божиего и не умягчил вновь каменные сердца людей и не освятил их Небесной любовью.

Ты — превосходный знаток людей и сам хорошо знаешь, как этот отравленный дух падшего Адама, дым земли (а что еще горше: дым адских духов), начал отравлять сердце твоего народа, гася в нем пламень Небесной любви, который от самого Крещения дивно горел в нем на протяжении нескольких веков. Человеколюбивый Бог, «Который хочет всем спастись», не мог дальше видеть, как твой народ стремглав мчится в конечную пропасть, в жерло вечной смерти. Требовалось найти способ, чтобы этому злу помешать. Но ничто не помогало: ни примеры сербских святителей, ни слова проповедников, ни даже твое предупреждение и увещевание. А потому должно было, в конце концов, произойти такое потрясение, такой страх, ужас, войны, гибель великих и знатных воевод и твоя привременная смерть, о благороднейший из всех. А за этим пройдут еще долгие годы рабства, покаяния, воздыханий, рыданий и молчаливого терпения.

Горечь за горечью, шаг за шагом. Чтобы этим оторвалось сердце твоего народа от земли и прилепилось к Небесам. Чтобы разочаровался он в ничтожных земных пристрастиях и пленился бесконечной Небесной любовью. Чтобы очистилось сердце от дыма адского и наполнилось светом без тьмы. Словом, чтобы народ твой вновь воспламенился любовью к Творцу и теплом этого огня согрелся: любовью и к душам на земле, и к духам на Небе — как сотворенным ; Возлюбившим их. А благодаря этой любви опять пришел к радости, свету, молодости, стал сильным и благочестивым.

Так что радуйся, благородная жертва! Твой выбор правилен и твой завет спасителен. Все, что с этого времени случится с твоим народом, отвратит его от обманчивой земной любви, преходящей и ничтожной, и возвысит до вечной любви Небесной. И все, что он будет любить с этого времени на земле, пройдет и осветится чистой, светлой, Небесной любовью.

Внешнее рабство принесет ему внутреннее освобождение. А внутренняя свобода — это такое сокровище, которому не может причинить вред ни внешнее рабство, ни внешняя свобода. Тирания не может задушить, внешняя свобода не может расслабить.

Вот так твой народ окрепнет и станет сильным, как сильна любовь. Его ведет этим путем Тот, кто лечит как битьем, так и помилованием. Он — сама любовь; Он — родной дом и очаг любви, В Нем любовь является как отеческая, любовь сыновняя и любовь — как пламенный дух любви, Святой Дух. Кроме Него и в противоположность Ему нет, и не может быть, чувства истинной любви ни на Небе, ни на земле.

Невидимые миру духи полнятся и живут Его любовью. Вся видимая и невидимая Вселенная — загадка, ключ от которой — Его любовь. Все, что отвечает любовью на эту Его любовь, становится бессмертным и включается в Его Небесную семью. Быть принятым в Его Небесный бессмертный род, стать гражданином Небесного Царства — наивысшее из всех ваших трудов и тягот земных. Это — самое высокое достоинство, которого вы, духи в теле, можете удостоиться. Оно — награда мученикам в этой долине плача.

Глава восьмая

Слушая эти возвышенные речи, Лазарь чувствовал, как горело его сердце любовью к пречудному Творцу человека. После долгого молчания и размышления возникло в его уме некое недоумение, разрешение которого он не мог найти в себе. Тогда обратился он к Небесному вестнику с этим вопросом.

— Но, объясни мне, вестниче Божий, не может ли деятельность моего народа быть прервана рабством? Не угаснет ли его воля на совершение великих подвигов под гнетом неприятеля? Не зачахнет ли в нем творческий, художественный дар, данный ему от Бога, подобно таланту, зарытому в землю?

— Ты заботишься о своем народе и в смертный час, как отец о своем ребенке, о светильник народа своего? Отвечу тебе: воистину такую заботу не забудет ни Бог, ни народ. Но то, о чем ты меня сейчас спрашиваешь, показывает, что ты все еще находишься в плену плоти и не совсем освободился от земных призраков. Знай же, что на святых Небесах никакие человеческие дела не ценятся сами по себе, но только по побуждению на них и по качеству воли, с которыми те дела делаются.

Страны, законы, книги, города и дворцы, башни и дороги, машины, изобретения, приборы и механизмы — все это само по себе пусто, ничтожно и мелочно, оно подобно заброшенному муравейнику или пустому гнезду, покинутому ласточками. Величайшие города человеческие, видимые из ближайшего облака, сравнимы с дорожной пылью и ничуть не отличаются от нее. Крошечные пчелы и бездомные журавли могли бы посмеяться над вашими великими царствами и сказать им: «У нас больше порядка»!

Малюсенький сверчок, поставленный рядом с вашими расхваленными изобретениями, выглядел бы гораздо более великим чудом в сравнении с ними. Или ты думаешь, что нас, граждан Небесного Царства, изумляет то, что вас на земле приводит в восторг?

Чем могли бы удивить какие–либо дела человеческие нас, жителей духовного Царства, видящих вещи, немыслимые для вас, и миры бессмертных народов и творений Божьих, которых вы не можете себе представить? О, доблестный витязь, как трудно свободной птице гор объяснить что–либо птице, живущей в клетке! В делах, которые люди совершают, является добрая или злая воля, только это видится, ценится и судится в духовном мире. Дело не оценивается по делу, но только по вольному побуждению на это дело.

Любящие земное Царство бесконечно далеки от возлюбивших Царство Небесное как по проявлениям воли, так и по мыслям и чувствам. Они имеют либо смешанную, либо чисто злую волю соответственно влиянию духа природного или демонического. Также и дела их — смешение добра и зла или только зло. Своеволие — это проявление злой воли. И Ангелы Небесные не знают, чего хотят, доколе не вдохновятся желанием Бога. Всякая воля, выходящая за круг воли Божьей — воля злая. Если человек хочет своего, он хочет зла. Многие думали, что самовольством они утверждают свою личность, но, по сути, они этим свидетельствуют о неимении личности и о господстве над собой ада и земли. Как в Египте нет воды, кроме текущей из Нила, так и в душах человеческих нет никакого добра, ни доброй воли вне вечного и сладостного Источника всякого добра.

Истина ушла из памяти тех, кто всей душой влачится ко праху. Отпавши от воли Божьей, благой и всесильной, они бездумно и дерзко следуют за своей волей. А их ли это воля, как они думают, или воля каких–то стихий и духов, незнакомых им? Но они думают так, чтобы ходить по своей воле. И бесконечно долго, и скоро идя своими путями, они утверждают, что далеко ушли: и это называется прогрессом. А когда падают от усталости, видят, что стоят на том же самом месте, откуда вышли, на исходной точке их предков. Дела своих рук обожествляют, как свойственно тщеславным, предпочитая любить только богов, стоящих ниже себя. Но когда они пытаются найти счастье с помощью своих рукотворных божков, те их бесстыдно доводят до самоубийства как единственного выхода. Ибо смерть — бездонное жерло, в которое бесповоротно и непреодолимо сбрасываются и летят все мудрования, все чувства и дела человеческие, если они отделены от животворной жизни Вседержителя.

Самообман за самообманом всякий день дает пощечины любителям земного Царства, но наперекор всему они неутомимо созидают себе башню счастья из земных забот, доколе не сваливаются в жерло смерти, так и не увидевши лица счастья. Они объявляют своих предков сумасшедшими за то, что те тщетно шли к счастью своими дорогами, а не искали его на путях предшественников, провозглашая предков безумцами и тем самым свидетельствуя, что они — дети безумцев. И в конце концов ничего не совершив и не добившись ничего из желаемого, они оставляют своим потомкам завещание искать счастье на тех же самых путях, на которых сами ничего не нашли.

Знай же, о дивный ктитор Лазарицы, что этот день для твоего народа — поворот от зла к добру. Забыв волю Божью, безумное самоволье повлекло душу народа в жерло вечной смерти. С этого времени должен будет твой народ покориться воле чужой, чтобы научиться покоряться воле Божьей. Должен будет он покориться произволу тиранов, чтобы через это отвратиться от тирании над самим собой. И за время этих грядущих тяжелых, мучительных веков научиться ненавидеть две дурные воли, два своеволия — свое и своих поработителей. В тисках, угнетенный со всех сторон, он сможет расти только вверх, подобно дереву в густом лесу, которое тянется ввысь и только так находит свет. И там, высоко в небесах, будет искать светлую волю своего Творца и легко ее найдет, потому что не будет уже искать никакую третью волю, отвратившись и своей собственной, и воли своих господ. Легко найдет ее, как доброго старого знакомого, которого знал когда–то, но позабыл. А когда найдет и узнает ее, возрадуется этому, как радуется сирота украденный, а после возвращенный своим родителям.

Воля Творца станет для него слаще меда и молока, и чем больше он будет пить, тем слаще будет ему, С обнаженной головой, босоногий, будет кланяться он воле Всевышнего и все же испытывать большую радость и блаженство, чем его непокорные властители и золотом украшенные предки. Художественный талант, дарованный в большей или меньшей степени всякому живому существу от Художника, Чье есть и искусство, и все художества, не пропадет и не потускнеет: не бойся. Он, правда, не сможет себя сильно проявить в строительстве городов, башен, но в достаточной мере раскроется в семейном, личном кругу, в своих домашних рукоделиях. Эти изделия, трогательные по духу любви, с которыми они будут выполнены, своей красотой, возвышенностью и целомудрием приведут в изумление весь мир. Во всех его трудах будет видна таинственная рука Неба, Небесная гармония и милость будут выражать единство человеческой воли и воли Божьей.

Все дела твоего порабощенного народа будут посвящены Богу, всё подчинено Его безгрешной воле, и потому всё будет дышать Духом святыни, истины и красоты. Впрочем, дела сами по себе ничего не значат перед святостью Небес, как и никакие дела человеческие сами по себе ничего не значат для вечности. Но только обоженная воля, которая выражается в этих делах, наследует вечность.

Душа царская, живущая в ветхом теле, восстань и поклонись воле Бессмертного, Вечного, Которому день и ночь кланяются все народы Небесные. Не тужи о своем народе теперь, когда ты предаешь его воле Всевышнего. Его Воля будет народу твоему в рабстве слаще, чем своеволие при пустом господстве земном. Избрав Небесное Царство, ты дал своему народу возможность получить Небесное гражданство, бессмертное, ангельское. Как человек и как князь, ты не мог оставить ему лучшего наследства, сделав такой выбор и запечатлев его красной печатью своей крови. И теперь, на этом поле, как в своей Гефсимании, повтори спасительные слова: Отче, да будет воля Твоя и на земле, как на Небе! И будь готов через час–другой перейти с этого поля брани земной в место вечного покоя. Там ты узнаешь, как величественна воля Божия и какое наслаждение быть покорным этой воле.

В ней нет ни капли жестокости, ни мгновения немощи, ни тени усталости. Она сотворила бессчетное количество миров видимых и невидимых, чтобы они смогли вкусить эту доброту и сладость. От преизбытка своего она излилась через духовные миры в формы, связи, волны физического мира. Она создала то, что только ей одной было под силу, и все потопила в океане пьянящей радости и умиления своего. И то, чего Она хочет от своих детей, это чтобы они глубоко окунулись в бессмертные и животворящие воды его.

Глава девятая

Прошло немного времени, и опять разлилась в душе Лазаревой некая дивная Небесная мелодия. Это Небесные народы пели песнь, из которой царь–смертник понял такие слова:

Страшен день, но жатва предивна!
Стая душ к нам с Косова стремится.
«Идите, души, ближе, идите,
чтоб с нами слиться!»
Две жатвы на поле битвы жнутся:
Одна — жатва смерти,
а другая — жизни,
Жатва жизни в Небо устремляется,
Ангелы ее под крыльями носят,
В Царство Небесное возносят.
День Амосов — завет христианам,
Завет борьбы за крест и свободу.
Кровью Лазарь завет запечатляет
И свой народ на веки вечные
обогащает…
Сладость и благостность этой песни так умилили Лазаря, что слезы потоком потекли из очей его. Он весь был в духе и не чувствовал слез. Но турки видели и по–разному объясняли плач царя христианского. Одни воспринимали его как скорбь о мертвых воеводах, лежащих пред ним, другие видели в нем малодушие из–за страха перед своей близкой смертью. А два Небесных человека, которых никто из турок не мог видеть, стояли и о чем–то тайно говорили между собой. Тогда святой Амос шагнул ближе к Лазарю и обратился к нему:

— Ты тронут этой чудной песнью, дивный свете мой? Это Небесные жители радуются новым собратьям, приходящим с земли. Гляди, в этот день больше всего братьев пришло к ним с этого поля. Всевышний даровал сей день мне, как Своему мученику на земле, как всякому святому Он дарует свой день. В этот день твоего страдания и я претерпел смерть за святую веру. И так же, как всякого святого в его день, так и меня сегодня святые Небеса чествуют и поют песни. Так святые Небеса на всякий день славят Бога чрез Его святых. Молитвы всех тех смертных, кто празднует мой день во славу Господню, благоухающими возносятся мною пред Царем и Вседержителем Небесным. А души праведных, которые в мой день покидают землю, я сопровождаю с Ангелом Хранителем в лучезарные выси вечного света и вечной жизни.

Еще немного и ты, княже, будешь делить этот день со мной, как святой этого дня. А всякое совместное участие в Небесной славе для нас, на Небе, означает двойное блаженство.

Сказав это, святой Амос положил правую руку на лицо смертника и воскликнул:

— Откройся!

В это мгновение открылась у Лазаря способность видеть одновременно и телесными, и духовными очами. Этим двойным зрением посмотрел он на битву близь себя. И видит, как все ново и чудно! Лица многих его воинов, вчера причастившихся в Самодрежи, были светлыми, как бы освещенные свечами. Около их голов сияли светлые круги, которые удлинялись немного на четыре стороны в форме креста. Пред всяким таким освещенным лицом как бы стояло в воздухе по одному светлому прозрачному человеку. Точно такому же, как тот небесный вестник, который говорил с Лазарем. Но видел князь и другие лица, то были борцы темные, как земля. Из–за их голов выглядывали и слонялись туда–сюда какие–то уродцы — черные, как смола. И понял князь, что образ этих гнусных чудищ соответствовал черным злодеяниям и страстям грешников, к которым эти уроды прилипали. И еще понял он, что на этом широком поле битвы сражались не только люди, но и духи.

Земля, Небо и ад — в страшном противоборстве. Грохот и звон, лязг оружия и пронзительные крики, рев, скрежет зубов, треск, возгласы — воздух наполнен всеми звуками, стонами, шумами, которые только на земле могут издаваться горлом, ртом, ноздрями, исходить от копыт, металла, труб, деревянных палиц, костей и зубов, от натянутой на бубнах кожи, от дождя и ветра. Сверкание мечей и копий, сияние доспехов, блистание шлемов и серебряных уздечек, веяние азиатских зеленых и христианских красно–белых знамен с крестами, белые лица европейских воинов, темно–желтые — азиатов и угольно–черные — африканцев, белоснежные тюрбаны и ярко–красные шаровары турок, голубые и пурпурные кафтаны, желтые и оранжевые сапоги, лошади и собаки разных мастей, серые верблюды и соколы — все, что только когда–либо могло видеть человеческое око при таком разнообразии цветов с трех континентов.

Воины устремлялись друг на друга, молниями сверкали глаза одних, взгляды других были тусклыми, как догорающие свечи. Кони вставали на дыбы, оскалив зубы от затянутой узды. Каждый ратник думал только о том, как умертвить врага или защитить себя. Лица одних — книга ужаса, других — ярости, третьих — страха, четвертых — книга боли или надежды, но каждое чувство или страсть были выражены крайней степенью остроты и предельным напряжением. У одних глаза закрыты, но открытый рот говорит о боли. Уста стиснуты, но бешеным гневом горят глаза других. Глубокие морщины на лицах показывали, что воины собирают все силы своего существа. Одни падали, сраженные булавой противника. Другие пытались вырвать стрелы из своего тела и руками зажимали раны, чтобы остановить кровь — Боже, надолго ли? Иные в замешательстве убивали друг друга. Кто–то, поваленный, находил смерть под копытами своего коня, на которого надеялся, как на союзника. Кого–то из бегущих настигала стрела, а иной оставался нетронутым в самой гуще борьбы.

Телесным зрением нельзя увидеть, а природный разум не может понять, отчего с одним человеком бывает так, а с другим — иначе. Как ткется и расплетается ткань судьбы, можно уразуметь и увидеть лишь духовным взором. Единственно Лазарь среди всех тысяч воинов имел духовные очи открытыми. И этим другим, таинственным взглядом смотрел Лазарь и видел борьбу духов за людей. Сходно светлости или темноте души какого–нибудь воина прилетали к нему либо светлые духи, либо духи тьмы. Поминутно всякий распознавал свое и забирал его себе. Мощные Небесные Ангелы дыханием уст своих или взмахом руки отгоняли демонов, подобных голодным шакалам, от душ крестоносных витязей. Но звери адские, несмотря на то, что трепетали перед светлыми силами, коварно налетали на всякую душу человеческую, как только она выходила из теплого тела. Отвратительно хвастаясь, рычали они на души грешников, ловя их когтями, как удочкой, когтями, которые вытягивались на аршин. Но как только Ангелы, угрожая им, взмахивали рукой, они сжимали когти в змеиные кольца и царапали сами себя в ужасной злобе. И еще от них шел дым и смрад, незнаемый людьми на земле. От этого адского дыма в один час могли бы задохнуться оба войска, если бы Ангелы не истребляли его Небесным животворным озоном, которым наполнено было их существо.

Лазарь, ужасаясь и дрожа, смотрел и видел, как Ангелы все–таки попускали демонам забрать некую черную человеческую душу. А души праведников они закрывали своими крыльями, забирали и возносили в Небесные выси. Взлетая вверх, всякий Ангел поворачивался к святому Амосу и приветливо поздравлял его. Ибо это был Амосов день. И дивился Лазарь, видя эти великие войска Неба и ада, числом они были не меньше войск, участвовавших в битве. Их борьба за души человеческие представляла такое быстрое и решительное сражение, которое не имеет параллели нигде на земле, кроме как внутри человека, где борются самые противоположные чувства и мысли. А во все это время, пока Лазарь глядел на эту двойную битву духовными и телесными очами, до слуха его доносилась Небесная мелодия, которая помогала ему не сойти с ума от ужасов, увиденных им:

Стая душ к нам с Косова стремится:
«Идите, души, ближе, идите,
чтоб с нами слиться!»
Глава десятая

От вида показанных ужасов к Лазарю долго не возвращался мир душевный. Он дрожал всем телом. Воины султана, стоявшие рядом, объясняли это природным страхом смерти тяжелораненного. Между тем, Лазарь снова всецело был в духе и не обращал внимания на телесные ощущения. Битва гремела рядом с ним, как и прежде, но он не слышал ни единого звука и не видел ничего из вещей этого мира. Пред ним стояли Ангел Божий и пророк, и только их одних он видел. Тогда Ангел Божий перекрестил изнемогающего князя крестом тремя перстами и этим возвратил мир душе и крепость телу. Затем он спросил князя:

— Тебе еще не все ясно? Есть еще вопрос у тебя, дивный ктитор Горнего Монастыря?

Находясь под впечатлением от страшной тяжести увиденного, Лазарь проговорил сдавленным голосом:

— Хотя всякое твое слово, о бестелесный друг, сходит в мое сердце как новый огонь истины, освещая и грея его, все же еще не все облака моего незнания разогнаны и освещены. Вот еще одно темное облако, что висит над моим горизонтом.

Я пошел на бой со своими витязями за Крест Честной и свободу золотую. Азиатский царь пришел со своими ордами к нашему очагу ради грабежа и разрушения. Не могу понять, великий слуга Божий, отчего воля Всевышнего склонилась к тому, чтобы даровать победу тем, которые несут поругание Кресту и свободе крещеного народа?

На это ответил ему посланник Небес:

— Когда крещеные срамят Крест своими беззакониями, тогда Всевидящий попускает, чтобы некрещеные осквернили его еще больше, чтобы крещеный народ прочувствовал это и устыдился. Ибо для Него более выносимо большое поругание от некрещеных, чем малое — от крещеных. Ты знаешь, что Честной Крест — Крест Сына Божьего, и что он символизирует страдания, которые Он претерпел.

До Него Крест не был честным, но был орудием нечестия, но с того времени, когда этот позорный символ был удостоен чести Тем, от Кого всякая честь на Небе и на земле, Кто прикоснулся к нему Телом Своим и оправдал его Кровью Своей — с этого времени этот символ навеки стал знамением чести в обоих мирах.

За это вечное знамение чести ты сейчас борешься, знаменосец Христов, Всю свою жизнь ты воистину боролся за Крест Честной против лукавых братьев, а нынче ты пошел сражаться с явными — во много раз большими — врагами Креста. Устыдились бы ложные братья и устрашились бы враги твои, если бы они только знали значение, смысл Честного Креста, против которого они поднялись. Но они ослеплены сейчас и не могут увидеть и понять этого. Только через добровольное ношение Креста познается его важность и значительность.

Кто несет Крест, тот сознает, что Крест — путь, истина и жизнь. А поскольку путь — это любовь, истина — любовь, и жизнь — любовь, то и Крест — знаменье любви. Высшее знамение любви! Нести Крест значит страданием свидетельствовать свою любовь к Богу. Крест — свидетельство святой любви; кто не являет этого свидетельства, не имеет в себе святой любви. Никакие слова, никакие дары не могут так являть любовь, как может Крест. Для того Сын Божий дал Себя распять на Кресте, чтобы навечно засвидетельствовать Свою вечную любовь. Борясь сейчас за Крест Честной, ты борешься за единственный правый путь жизни, за единственную живую истину, за единственную истинную жизнь. Да, и за единственную вечно живую и святую любовь. А тот, кто борется за это, если и умрет, будет жить, если и погибнет, то победит.

И твоя Голгофа, князь, неминуемо связана с Воскресением. Сама борьба за Крест уже означает победу, вне зависимости от конечного исхода борьбы. Ибо Крест Голгофский опоясал всю эту планету крестом от востока до запада и от севера до юга, и им окрещена вся Вселенная. Кто страдает и сражается под этим святым символом, получит залог победы.

Смотри, твои крестные знамена все еще развеваются над этим полем битвы. Еще немного — и они будут брошены и растоптаны. Ибо грешные властители твои уже давно бросили и растоптали это святое знамение. Но растоптанные на Косове Кресты вознесутся легко в сердце народном и поселятся в нем. И со временем всякий твой потомок, всякий православный сын и дочь в твоем христианском народе будут представлять на этой земле живое крестное знамя. А когда честной Крест не символично, но истинно поселится в сердцах людей, тогда легко будет сделать это знамя из шелка, а древко из самшита. Ибо людям всегда легче воспринять символ, чем действительность, и образ, чем дух и истину. Когда твой народ будет жить в рабстве у некрещеных столько веков, сколько древний Израиль был рабом у Египетских фараонов, Крест настолько заполнит душу твоего народа и настолько утвердится внутри ее, что этим заново воздвигнется крестное сотканное знамя, внешнее рабство будет быстро свергнуто, внешняя свобода легко добыта и царство снова будет восстановлено.

О славный мученик Христов, какой воистину дивный завет оставил ты своему народу, возлюбив Царство вечной истины! И какое победоносное знамение поставил пред его очами в виде Честного Креста! Вместо огненного столба, который вел Израиль из рабства Египетского, Крест, воздвигнутый от Косова поля до Небес, поведет твой народ через пустыню рабства. Он будет светить, руководить и вести народ в обетованную землю свободы — но не только земной, символичной и временной, но и свободы истинной, бессмертной, ангельской.

Глава одиннадцатая

— Послушай сейчас слово о свободе, неутомимый витязь честного Креста и свободы золотой.

Все вещи имеют свои неизменные и неотъемлемые имена. Но на земле эти имена распространяются только на символы вещей и даже на символы символов — по неспособности языка и слабости человеческого видения. Также и слово свобода распространяется на многие связи и многие положения среди людей на земле. Хочу сказать об этом прежде всего, чтобы тебе стало ясно. Когда внешняя свобода в каком–то народе претворяется в рабство ближнего над ближним и позорится тиранией человека над человеком, безнаказанным законом земным, тогда Всемогущий, Всемилостивый отнимает свободу у такого народа и определяет его в школу рабства, чтобы он научился познавать и ценить свободу. Не ясно ли тебе это, благородный князь?

Ответил ему князь:

— Воистину ты говоришь мне вещи, которые должны быть ясны всякому разумному человеку.

Тогда Ангел продолжил:

— Но свобода золотая тесно связана с Честным Крестом. Через Крест Честной и явлена людям свобода золотая. Ибо золото — это символ истины. Свобода золотая, следовательно, означает: свобода истинная, непреходящая. Такую свободу имеем мы, бессмертные духи в Царстве Небесном, эту внутреннюю, духовную свободу. Кто из смертных приобретет такую свободу, тот, и только тот, воистину свободен. Свободен от забот и похотей земных; свободен от призраков мирской славы и проходящего блеска; свободен от мира, от людей, от демонов; свободен от самого себя, от низкого, недуховного своего бытия. Нося золотую свободу в своей груди, он ощущает себя свободным и во внешней свободе и во внешнем рабстве. Свобода государства не может эту свободу увеличить, а несвобода уменьшить. Это благо сокрыто внутри души, ворам его не украсть, тиранам не разрушить, огнем его не спалить, смертью не уничтожить. Истинная свобода — свобода и во дворце, и в темнице. Без этой внутренней свободы детей Божьих, свободы духа и сердца, человек — навек раб, какими бы ни были внешние обстоятельства его жизни. Она делает внешнее рабство не горьким, а внешнюю свободу не сладкой. Она — соль для внешней свободы и хранит ее от злоупотреблений и разложения. Это свет во временах внешнего рабства, согревающий и освещающий людей порабощенных.

Сказано нам Господом вашим и нашим: будьте, как дети. Ибо в вашем человеческом роде нет существ более свободных, чем дети. Покорность воле родительской нисколько не ограничивает их свободу, но дает ей правильное направление. И мы, живущие на святых Небесах Божьих, имеем эту детскую свободу, ибо мы — тоже дети, и делаем то, чего хотим, с радостным сознанием, что только любовь и мудрость Всевидящего Отца Небесного ограждает и ограничивает нас. Но это ограничение мы ощущаем не как зажимание, не как суживание, но как родительскую заботу о детях от падений. Свобода в Боге, а не от Бога — вот истинная свобода: непреходящая, животворящая, радостная, золотая. Сознавать себя зависимым единственно от Родителя, Защитника, Кормильца, от наиближайшего Родственника и самого верного Возлюбленного — самое высокое сознание и ощущение свободы, которое только могут иметь сотворенные существа на Небе и на земле. Золото есть золото, под ногами оно или на голове. Так и золотая свобода, в высотах она или внизу, при свете дня или в темноте ночи.

Посмотри на Сына Божиего, на Чадо Божие, принявшего плоть, чтобы нам, телесным, открыть тайны вечной жизни. Среди всех детей на земле и на Небе Сын Божий — самое свободное Дитя. Он был свободен, будучи плотником в Назарете, когда был Учителем народным и связанным Рабом пред римлянами и книжниками еврейскими. Его свобода ни на один момент не была связана или развязана. Рабами были они, которые Его судили, хлестали и распинали, плевали на него. А Он ни на минуту не был несвободен, ибо ни на один момент не прекращалось видение Им Своего Небесного Отца и Своего Небесного отечества. Эту Свою свободу принес Он с Неба людям и в эту свободу ввел тех, кто ее уразумел и возлюбил. Потому–то Его апостол говорит освободившимся от мира, демонов и от себя: «…стойте в свободе, которой вас Христос освободил». И этот апостол, и другие апостолы, братья его, и миллионы верующих христиан ощущали себя свободными детьми Божьими и в пустынях, и в городах, и за полной трапезой, и голодая, в оковах и среди друзей. Все — подобно Ему, Открывателю и Дародавцу золотой Небесной свободы, свободы детей Божиих в Дому Отца своего. Ибо Дух Отца, Святой Дух, свободно веял в их душах и спасал от всякого рабства.

За эту золотую и святую свободу, ты, воюя, умираешь, любимче и любитель Царства Небесного. Внешняя свобода, свобода в своем доме, в своей державе, под властью единокровных братьев — только символ Божественной свободы духа, оболочка, дающая понятие о сути, месяц, который предвозвещает солнце. Те, которые не имеют в себе этой истинной золотой свободы, разве не бывают рабами в своем доме, в своей державе, под властью единокровных и единоверных братьев? Разве это — не призрачная свобода, которая, по сути, ничем не отличается от рабства чужестранцу? За такую призрачную свободу незачем отдавать корону и, тем более, голову. А ты, князь, пришел на это поле, чтобы положить и корону, и главу за свободу — но за ту истинную, евангельскую свободу.

Кто душу свою отдает за земное Царство, делает то же, что и неразумный Исав — продает свое первородство за чечевичную похлебку. Люди обычно воспринимают внешнее рабство как потерю. Это и есть утрата, но чего? Не души, но вещей, земель, власти, господства. А если это не утрата для души, то это вообще не утрата. Ибо все остальное — только заставленная сцена, на которой показывает себя душа. Душа может превосходно сыграть свою драматическую роль и без всякой толпы и заставленной сцены. Когда человек возлюбит наше Небесное Царство, тогда для него всякая стопа земли, на которой он стоит, будет превосходной сценой, на которой он исполняет свою роль.

Два твоих сегодняшних видения поражения обратятся в две славные победы. Первое поражение — гибель твоя и твоих героев; а другое, как следствие первого, — рабство остального народа. За первое поражение даруется тебе и твоим героям святость на Небе и хвалебные песни на земле. За другое поражение твоему народу даруется внутреннее духовное возрождение, внутренняя золотая свобода через крещение огнем и кровью.

Человек, который бросает семена на ниву, в глазах неразумного наблюдателя обкрадывает себя, ибо опустошает свои житницы. Но расчет делается не при посеве, но при жатве. Нынешний день для твоего народа — великий посев на ниве времени. А когда придет время для жатвы этого семени, которое ты сегодня посеял, достойный сеятель, ты будешь смотреть с Небесных высот и радоваться радостью несказанной.

Много выше жертвой добыть Царство Небесное, чем лукавством — земное Царство. Нет такого лукавства ни на земле, ни в аду, которое смогло бы обмануть вечную Небесную Мудрость. Во многих поединках Она выглядела побитой в глазах тех, кто думает, что битва окончена. Но Она смотрит вдаль и видит день Своей победы. Когда противники ее кличут победу, Она молчаливо записывает кажущийся убыток Свой в прибыль. Высокомерные насмехаются над Ее малочисленными и босоногими силами, но в конце они, пораженные, разевают рты от ужаса. Надменные и самонадеянные всегда переживают что–то непредвиденное, Она — никогда. Мудрость Небесная в борьбе дает своим противникам все преимущества и отступает пред ними, как побитая, но в конце Она развеивает их, как солому. Ее прутики ломают железо противников. Слабые взмахи Ее рук поворачивают тучи летящих стрел назад на стреляющих. Одной мыслью Своей Она поднимает падающих и возвышает малых. Угнетенных поддерживает и сокрушенных милует. В Ее дыхании — неодолимая сила, в Ее слове — неугасимый свет. «В руках Ее — все концы земли». Она склоняется над родом человеческим, как мать над ребенком в колыбели — кто может воспротивиться Ей и остаться живым? В чашу свободных народов Она добавляет горечь, а в чашу порабощенных — мед, но то и другое умеренно, чтобы лекарство не стало отравой. Она любит тех, кто Ей служит и состязается в служении с возлюбленными Своими. Никто из сотворенных не может ни обыграть, ни пересилить Ее, ни превзойти в служении. Благо человеку, возлюбившему Небесную Мудрость и Ее Царство…

Но время твое почти закончилось, о, князь, решитель судьбы народа своего.

Глава двенадцатая

Сказав это, вестник Небес поднял руку и произнес какое–то таинственное слово. Тотчас духовные очи Лазаря закрылись. Но Лазарь не был больше тем, прежним человеком, но возрожденным и обновленным. Безучастно смотрел и слушал он. Его душа умирилась, озаренная Небесами, подобно тихой воде, в которой отражаются лишь солнечные выси.

Бой еще продолжался рядом, но ни единая нить души не связывала больше Лазаря с ним. Сердце его стояло высоко над земными печалями и радостями, а ум возвысился над всеми мыслями о земном. Весь мир, лежащий пред ним, был подобен пеплу.

Душа его вырвалась из этого пепла, как искра, и удалилась бесконечно далеко во времени и пространстве, И время, и пространство — как и все миры, окруженные ими, — принадлежат этому пеплу. В своей душе Лазарь ощущал новую жизнь — безграничную, новый свет — безграничный, и новую радость — безграничную. Он глубоко вздохнул и громко вскрикнул: «Аминь!».

Что это за шум достиг ушей княжеских? Что это за победные крики? Зачем это толпа азиатских воинов спешит, как вспененная волна, к шатру султана? Чем так воодушевлены храбрые воины Муратовы?

То — новый трофей для некрещеных, новая утрата для крещеных. И стражи возле Лазаря восхищенно кричат. Лазарь поднимает тяжелые веки, смотрит и видит, а это крестное знамя Бошко Юговича развивается над этой толпой. Плененное. Отнятое. Значит, храбрый брат Миличин погиб. С ним наверняка погибли и неразлучные братья, и доблестный их родитель, Юг Богдан.

Так Лазарь подумал, но не расстроился.

Знамя было воткнуто в землю, покуда посланные отошли куда–то, чтобы кому–то сообщить об этом. Затем толпа турок начала ровнять ряды и делать проход. Смотрит Лазарь и видит: появился сын султана, Баязет, на белом, как молоко, коне. Турецкие молодцы схватили знамя и расстелили его по земле пред наследником царским. Когда конь наступил на распростертое знамя, Баязет натянул золотую узду, и белый конь, заржав, начал топтать копытами флаг христианского войска. А всадник поднял голову к небу и вскричал:

— Аллах Акбар! (Бог победитель!)

В ту минуту все войска вокруг пали на землю, ударили челом и громко вскричали:

— Аллах Акбар!

Все это Лазарь видел и слышал и — огорчился.

Что это за шепот возле Лазаря?

Что это за таинственные сборы, как шуршание листьев от лица ветра?

Это умирает султан. Посреди общего шепота доносится из шатра только один ясный голос. То сын умирающего султана отдает приказы. Какие же приказы отдает он в этот час? Это не военные приказы, они не относятся к битве. Битва уже закончена. Сыны Азии одержали победу. То новый султан отдает приказ: прежде смерти его отца должен быть казнен царь неверных.

— Обезглавьте царя неверных прежде, чем умрет царь Мурат Непобедимый!

Гневно повторил этот приказ яростный Баязет, выходя из шатра.

Лазарь слышал это и понял, но — не огорчился.

Что это за новое смятение?

Что это за новая беготня и поиски?

Это сыны Азии ищут деревянный пень, чтобы отсечь голову царю христианскому. Ищут на ровном, без леса, поле и не находят. Охваченный гневом Баязет опять рычит, как разъяренный лев, и грозит палачу смертью.

Лазарь понял, что ищут и чего хотят. Он поднял правую руку, перекрестился и громко сказал:

— Христе Господи, прости все и слава Тебе за все!

— Сказав это, Лазарь с юношеской ловкостью вырвался из рук турецких охранников и шагнул к телу воеводы Милоша. Легко и с достоинством лег он на землю и положил свою голову на главу верного воеводы своего. Увидев это, покрасневший палач почувствовал благодарность к великому невольнику за то, что тот помог ему избежать смерти. И взмахнул палач кривой саблей.

Как молния, сверкнула сабля в воздухе, скрипнула о шею Лазареву и загремела о Милошеву плечевую кость.

А два Небесных вестника взлетели вверх с душой своего нового друга, святого Лазаря. Им навстречу тихо, как лунный свет, лилась нежная песнь святых народов Небесных:

От издателя

Иоанно–Богословский Савво–Крыпецкий монастырь под Псковом являет собой нерушимую духовную связь между двумя православными народами — сербским и русским. Сербы, принявшие христианство на столетие раньше русских, были более тесно связаны с просветительством школы святых Кирилла и Мефодия, На протяжении всей древней истории они щедро делились с нами духовными сокровищами и культурным богатством. Крыпецкий монастырь — уникальное в этом смысле место. Это единственная на Руси обитель, котора

я была основана непосредственно выходцем из Сербии, афонским монахом преподобным Саввой.

Преподобный отец пришел в псковские края после трагического падения Константинополя в 1453 году и захвата Византийской империи турками. Краткое время он подвизался на Снетпой горе в Богородичном монастыре, позднее — в Елеазаровской пустыни. Стремясь к большему уединению он, по благословению игумена Ефросина, ушел в местечко Крыпцы, где начал жить в посте и молитве. Постепенно к нему стали стекаться ученики. В пустыни был построен храм во имя Апостола Иоанна Богослова и образован монастырь, где преподобный учредил афонский устав. Позднее, один из приделов Крыпецкой обители был освящен в честь святителя Саввы Сербского.

В житии крыпецкого подвижника мы находим немало Свидетельств того, что в жизни своей он следовал святителю Савве. Будущий крыпецкий подвижник рано удалился от суетного мира и подвизался на Афоне, в монастыре Хиландар, который был основан бывшим сербским королевичем Ростко, ставшим впоследствии святителем Саввой.

Так же, как и первому великому сербскому подвижнику, ему пришлось покинуть Святую Гору и много странствовать; так же, как и великий Савва, после трудов затворничества, постнического и молитвенного очищения своей души, прп. Савва Крыпецкий стал не только наставником монашествующих, но и помощником простым людям. Особенно в житии отмечена связь прп. Саввы Крыпецкого с псковским князем Ярославом — через исцеление его жены святой не только получил материальное покровительство князя, но главное — стал духовным наставником правителя народа, повторив путь своего небесного покровителя — святителя Саввы, который был духовником сербского короля Стефана.

Несомненно, прп. Савва Крыпецкий почитал и другого сербского святого, подвиг которого осиял сербскую землю незадолго до его рождения — святого князя Лазаря — о нем говорится в нашей книге.

Князь Лазарь явил особый, мужественный и самоотверженный, дух сербского народа. Мученический подвиг дружины князя на Косовом поле стал, как и в древние времена гонений на христианство, свидетельством того, что Царствие Небесное дороже Царства земного.

Подвиг князя Лазаря был воспет в древнем сербском эпосе (который, несомненно, был известен прп. Савве Крыпецкому), в XX столетии духоносное переложение народного эпоса составил святитель Николай (Велемирович), назвав его «Царев завет».

Надо отметить, что ныне в России святой Николай (Велемирович) — самый известный и самый любимый сербский святой нового времени. Святой Николай имел особый талант изъяснять сложное просто, проникать духом в события древности и излагать их так, чтобы это было близко сердцу и уму современного человека. Через произведения святителя Николая Сербского мы приобщаемся к глубинам православной веры, которая всегда была основанием духовного единения двух православных славянских народов — русского и сербского.

predanie.ru