I
ХОМО МУСАГЕТ
(Зимние Музы)
Vester, Camenae, Vester...
Horacius*
I
Ветер шумит за стеклами,
Вид на задний двор.
Ветер подъемлет кругами,
Носит во мне сор.
Всякий вор
В душу мне может пролезть,
Подкупит
И низкая лесть.
Но поднимается жар
И разгорается хор,
Легких сандалий лепет,
Босой разговор.
Не тяните меня, Музы, в хоровод,
Я устала, я сотлела.
Не во что ногою топнуть –
Под ногами топлый плот.
Я уже вам не десятый,
И уже не мой черед.
Пахнет льдом, вином и мятой,
Травы горные в росе.
Вертишейкою распятой***
Закружили в колесе.
Музы кружатся, как бусы,
Разноцветные – пестрей!
И одна из них как прорубь,
А другая как Орфей.
И одна из них как морфий,
А другая как Морфей.
И одна как сон тягучий.
А другая – сноп огней.
Не тяните меня, Музы, в хоровод –
Уже год у нас не певчий,
А глухой водоворот.
Легче ветра, темней света
И шумней травы.
Ах, оставьте человека,
Позовите Бога вы.
II
Музы! Девушки! Зима уж навалилась.
Снег под кожею – где флейта, где тимпан?
С верткою поземкой вы впервой явились
С углями в ладонях... или заблудились?
Сгинули, как Пан?
Моряки-эгейцы на недвижном море
Услыхали голос – Умер Пан!
Вздох слетел с вершины, солнце побелело,
В мареве Олимп пропал.
Только Музы живы, им десятый нужен
В разноцветный их и пьяный хоровод.
С первою порошей, по ледку босая
С черно-красным камнем Первая бредет.
III
Вот выпал первый снег.
Багровое вино
В сугробы возливая,
Чтобы почтить озябших Муз,
И дикие стихи
На свечке сожигая,
Я Смерти говорю:
Пчелой в тебя вопьюсь.
О как она бывает рада,
Когда ее встречают
Не с отупелостью потухшей,
Не с детским ужасом,
И не бредут к теням унылой тенью –
А как любовника: и с трепетом в очах,
И сладострастьем нетерпенья.
Камены бедные
В снегу переминались,
Все боги умерли,
Оне одне остались.
Они и в смерть перелетают –
Как захотят летят они,
Горя вкруг древа мирового
Как новогодние огни.
IV
Снега насыпьте в красный
Стакан с тяжелым вином,
Может быть, я забудусь
Горько-утешным сном.
Может быть, мне приснится
Орфеева голова –
Как она долго по морю
Пророчила и плыла.
Как ее колотило
Солью, и тьмой, и волной.
Как она небо корила
Черным своим языком.
И ослепляла звезды
Бездонным пустым зрачком.
Кажется мне – это лодка,
Остроносая лодка была,
И я в ней плыла матросом,
Словесной икрой у весла.
Пред нею летели боги –
Дионис и Аполлон.
Они летели обнявшись:
Он в нас обоих влюблен.
С тех пор, как я прикоснулась
К разодранному рту,
Я падаю тяжким камнем
В соленую пустоту.
С тех пор, как я посмотрела
Глазами в глаза голове,
Я стала выродком, нищим,
Слепою, сестрой сове.
Вмешайте в вино мне снегу,
Насыпьте в череп льду,
Счастье не в томной неге –
В исступленно-строгом бреду.
О снег, ты идешь все мимо,
Белизною не осеня.
Кружатся девять незримых
В снегопадных столбах звеня.
V
Мохнато-белых пчел,
Под фонарем скользящих,
Я отличу легко
От хладных настоящих.
У этих из-под белизны
Косится темный глаз блестящий
И жальца острые ресниц
Нацелены на предстоящих.
Замерзшие колют ресницы,
Ледяные глядят глаза,
Тебя оплетает хмельная,
Ледяная, в слезах, лоза.
Музы, ужели вы только
Пьющие душу зрачки?
Девять звезд каменистых,
Кружась, ударяют в виски.
VI. (Пифия)
Сидит, навзрыд икает...
– Да вот я и смотрю –
Ударь ее по спинке,
Скорей, я говорю!
– Ничто! Она икает
Все громче и больней,
Облей ее водою –
И полегчает ей.
– Смотри, глаза полезли
И пена из ушей.
– Да что же с ей такое?
Иль умер кто у ней?
VII
Музы (замерзли!) – белые мухи**
Вас завлекли сюда?
– Мир оттеснил нас, глухая вода,
В гиперборею.
Долго скользили во тьме седой
Над морем Белым,
Видим – на льдине живой воробей
Оледенелый.
Мы и согрели его собой,
Синими языками
Молний живых, и на свет голубой
Дале рванулись.
А он плывет там и поет
На девяти языках,
С синим огнем в ледяной голове,
Невидимым в очах.
Когда он повис на гребне
На клочке ломаемой льдины,
Лопнуло накрест в подвалах Эреба
Сердце седой Прозерпины.
VIII. Восхваление друг друга у Никольского собора
Аркады желтые, в проплешинах, Никольского рынка,
Где делают с цветочками посуду
Эмалированную – там в длинную флейту ветер
Дует ночами.
Там гулькает голубь, постовой свистнет,
Да подпоясанные небрежно, босые,
Как перипатетики, бродят девы
Глухой ночью.
– Молний сноп на поясе у тебя, Эрато,
Без тебя не сложится ни гимн, ни песня,
Подойдешь ближе, глянешь – кровь быстрее
В словах рванется.
Ну а ты, Полигимния, не скромничай, Дева,
Взор певца устремляешь в небо,
Без тебя он ползал бы по земле извиваясь
Тварью дрожащей.
– Без тебя, Мельпомена, без тебя, Клио...
Так наперебой друг дружку хвалили
И, танцуя, сливались в темнисто-светлый
Венец терновый.
Ах, кому нам девяти, бедным,
Передать свою поющую силу,
Ах, кого напоить водой кастальской,
Оплести хмелем?
У Никольской видят колокольни
Притулился, согнувшись, нищий.
Он во сне к небесам тянет руку,
Стоя спит, горький.
Тут они на него набежали,
Закружили, зашептали, завертели.
Замычал он, мучимый сладкой
Пения болью.
Ладонями захлопал в бока гулко
И, восторгом переполненный тяжким,
Взял и кинулся в неглубокий
Канал Крюков.
IX. Музы перед Иконой
Вокруг Никольского собора
Во вьюжном мчатся хороводе,
Озябнув, будто виноваты,
Цепочкой тянутся при входе.
По очередности – пред Троеручицей
Творят – и в сторону – поклон короткий.
Меж рук Иконы неземной
Скользят отчетливо, как четки.
– Все наши умерли давно. –
Со свечками в руках мерцали.
И сами по себе молебен
Заупокойный заказали.
ноябрь 1994
---
* Я ваш, Музы, я ваш...
(Гораций)
** У Гете есть стихотворение "Мусагеты". Ими он считает мух – и те, и другие,
мол, являются летом. Здесь тоже мухи – мусагеты, но зимние – "белые мухи".
*** Вертишейку, распятую в колесе, приносили в жертву Афродите.
Сайт Светланы Анатольевны Коппел-Ковтун
Оставить комментарий