Поэт, эссеист, публицист, автор сказок для детей и взрослых
Только впустив в сердце другого, можно войти и самому. Потому и сказано: кто говорит, что любит Бога, а ближнего своего ненавидит, тот — лжец.
Любить Бога надо в ближнем — живом, который рядом. Тогда открывается Христос как жизнь, а не только как истина.
Лучше плохо делать, чем хорошо не делать. Усилие, рывок, стремление — тоже вклад.
Мы становимся тем, что делаем. Мир становится тем, что мы делаем.
Дикий человек до человека и дикий человек после человека — не одно и то же.
Мы выходим из ада мира во Христа, чтобы действовать во Христе. Сила Христова даётся для осуществления в себе любви. И через себя — в мире. Вера без дел мертва потому, что веру мы вполне обретаем только если вселится в нас Христос, а Христос бездействующим не бывает.
Я есть не то, что думаю о себе и не то, что думает обо мне другой. Я есть то, что реально даю другому.
Отторжим ли человек от человека? Увы, да. У меня в стихах есть афористичное: Человеческое в человеке — путь к Богу. Человек в нас — неотторжим от Бога. Но человек в человеке — отторжим. Почему так? Потому что Христос в нас хранит Христа в нас, а не мы сами. Мы сами отдадим Его с легкость, многие даже не заметят этого. Человечность в нас — это Христос в нас, всё, что не Христос — лишь животное, причём нестабильное, т.е. при отказе от Бога легко падает в состояние ниже животного.
Смирение вырастает при усилии выпрямиться в благодарность.
Даже сильная вера вне контакта с Богом легко превращает человека в фанатика, потому что тотальное присутствие в чём-угодно, кроме Бога — это разновидность самости, которая противостоит Богу и не даёт возможности вечности в нас развернуться. Отсюда простой вывод: искать надо Бога, а не сильную веру. И вера в Бога (в смысле — верования, набор правил, формул, знаний, идеология) может стать идолом, заслоняющим Бога Живого.
Кто знает, тот не мыслит. Мышление — это поиск, а знающему искать незачем. Мышление течёт, оно жаждет, оно ищет знания. Но это не то знание, которое у знающего — у знающего лишь тень его. Мышление нельзя иметь, к нему надо приобщаться. Снова и снова...
Отдать швартовы!
К грот-мачте, кливеру — поднять все паруса!
О легкокрылый белый шлюп, вперед!
(Мы наше плаванье не назовем последним,
Скорей началом новых, зрелых, лучших путешествий);
Отчаливай, отчаливай быстрее, чтоб никогда не возвращаться к этим берегам!
Пускай, свободный, вечно бороздишь просторы,
Презрев свой старый курс, причалы, порты, и карты, и компас.
Прощай навеки, мой корабль-призрак!..
О отважнейшая душа моя,
Последуешь ли ты за мной в неизвестный край,
Где нет ни тропки бегущей, ни земли под ногами?
Ни карты, ни проводника,
Ни звука голоса, ни прикосновения человеческой руки,
Ни цветущих румянцем лиц, ни губ, ни глаз нет в той стране.
Ни я, ни ты, о душа,
Ее не знаем. Все пусто перед нами.
И во сне не приснится, что ждет нас в той недосягаемой стране...
БОСТОНСКАЯ БАЛЛАДА
Чтоб вовремя попасть в Бостон, я встал пораньше утром,
Местечко выбрал на углу — отсюда будет видно.
Дай дорогу, Джонатан!
Дорогу полиции президента! Дорогу правительственной пушке!
Дорогу федеральной пехоте и коннице — и призракам раненых и калек!
Мне любо глядеть на звезды и полосы и слушать оркестр, играющий «Янки Дудль».
Как ярко сверкают сабли в передних рядах!..
К САДУ МИР
К саду мир восходящий снова,
Сильные супруги, дочери, сыновья вступающие,
Любовь, жизнь их тел, значимая и сущая,
С любопытством наблюдают они за моим воскрешением от тяжелого сна,
Вечной природы круги назад вернули меня,
Во мне все созрело для любви, все прекрасно,
Светится кровь сквозь пальцы мои, разве это не чудо,
Вглядываясь, я проникаю вглубь...
Он встал предо мною во весь рост еще в 1901 году — шестьдесят восемь лет тому назад. Я купил за четвертак его книгу у какого-то матроса в одесском порту, и книга сразу проглотила меня всего с головой.
Это была книга великана, отрешенного от всех мелочей нашего муравьиного быта. Я был потрясен новизною его восприятия жизни и стал новыми глазами глядеть на все, что окружало меня, — на звезды, на женщин, на былинки травы, на животных, на морской горизонт, на весь обиход человеческой жизни. Все это возникло предо мною, озаряемое миллионами солнц, на фоне бесчисленных тысяч веков...
Одного я пою, всякую простую отдельную личность,
И все же Демократическое слово твержу, слово «En Masse» (Все вместе, в массе - фр.).
Физиологию с головы и до пят я пою,
Не только лицо человеческое и не только рассудок достойны Музы, но все Тело еще более достойно ее,
Женское наравне с Мужским я пою.