Поэт, эссеист, публицист, автор сказок для детей и взрослых
Камертон не надо путать с оркестром.
Сопереживание — это молитва, а молитва всегда действенна. Подлинное сопереживание всегда обращается (оно всегда обращено) к Богу — за помощью. Это сердечная молитва, на которую способны все мы, и к которой призваны все мы. Без сострадания к людям невозможна настоящая молитва. В молитве человек един со всеми и слышит боль мира как свою.
Бытийствующий описывает, а не предписывает. Он не даёт инструкций, но производит формулы.
Люди до сих пор старательно ищут кусты, в которых можно спрятаться от Бога, от жизни, как она есть, от себя, потому им так дороги лопухи лжи и обмана, мыльные пузыри иллюзий, и так ненавистна правда.
Кичится тот, кто присваивает себе и только себе то, что только ему не принадлежит.
Мы друг для друга — повод быть, возможность осуществить себя, осуществляя другого. (Не себя осуществлять в другом — вместо другого, а стать пространством для другого, в котором он может осуществить своё становление)
«Человек звучит гордо», — утверждал ХХ век, но надломился. Должен так звучать, по крайней мере — казалось некоторое время. Но ХХI век смеётся в лицо прошлому: «Гордо звучит лишь кошелёк, и то не всякий, а только правильный».
Что такое дух? То, что превратило обезьяну в человека — вечность. Чело-век — чело, способное входить в вечность.
Отторжим ли человек от человека? Увы, да. У меня в стихах есть афористичное: Человеческое в человеке — путь к Богу. Человек в нас — неотторжим от Бога. Но человек в человеке — отторжим. Почему так? Потому что Христос в нас хранит Христа в нас, а не мы сами. Мы сами отдадим Его с легкость, многие даже не заметят этого. Человечность в нас — это Христос в нас, всё, что не Христос — лишь животное, причём нестабильное, т.е. при отказе от Бога легко падает в состояние ниже животного.
Даже там, где один большой даёт, а другой малый принимает, возможно равенство величий. Благодарный берущий равен бескорыстно дающему. И корыстно/кичливо дающий меньше благодарно берущего.
Дружба — это равенство величий.
Нарастанье, обступанье тиши...
Нас с тобою только сосны слышат.
Прямо в небо, прямо в сердце вниди...
Нас с тобою только звезды видят,
Наклонившиеся к изголовью.
И остались мы втроем — с Любовью.
Для того лишь и замолкли звуки,
Чтоб Она смогла раскинуть руки.
Для того лишь мир и стал всецелым,
Чтоб Она смогла расправить тело.
Задрожали, растеклись границы,
Чтоб она сумела распрямиться,
Каждый миг ушедший воскрешая...
Боже правый, до чего большая!
Боже святый, до чего огромна!
Кто сказал, что Ей довольно комнат?
Кто задумал поместить под крышу
Ту, которая созвездий выше?
Кто осмелился назвать мгновенной
Ту, которая подстать Вселенной?!
Я небу ступаю навстречу,
Здороваюсь с влажным кустом.
Мне надо вдохнуть бесконечность,
А всё остальное – потом.
К чему ни звала бы эпоха,
Зов вечности в сердце не стих –
Важнее глубокого вдоха
Не знаю я дел никаких
* * *
Мы знаем больше, чем сосна.
Намного?
Сосна не знанием полна,
А Богом.
Иду весь день путём лесным,
Блуждаю,
Покуда не наполнюсь Им
До края.
Сердце поэта так же открывает мир заново, как сердце ребенка. И только это прекрасно. Для ребенка нет запрещенных вещей, чувств, форм (которые, по мнению Седаковой, есть для поэта после Хлебникова). Тысячу раз открытый цветок он открывает заново. И только это является чудом. Новизна подлинная не столько в изобретении новой формы, сколько в открытии заново того, что вечно существует рядом, внутри....
Человек должен сделать великую работу завершения мира. Это он должен стать «завершителем мирового совершенства» (Мальте), увидев сквозь хаос стройность и собрав разрозненное в цельность. Дух человека должен вспомнить и — открыть и осуществить мировое единство. И, выявив внутренний смысл внешне бессмысленного, заставить просиять этот смысл в Лице. Лицо — это завершение мира. Природа безлика. Ее лицом должен стать человек...
Бог может. Но ответь мне, как же нам
Идти за ним? Неполнозвучна лира.
В разброде чувств, в раздробленности мира
Нельзя построить аполлонов храм.
Напев Твой – не призыв к чему-нибудь
Конечному. – Он есть сама дорога.
Он – бытие, легчайшее для Бога.
Но мы? Когда и где мы суть
Тот центр, к которому обращены планеты?..
Пути могут прокладываться очень мучительно. Почти всегда начинаются они с неотступного вопроса, без ответа на который жизнь кажется невозможной. Но в конце пути приходит все-таки не ответ на вопрос, а нечто иное. Спрашивающий внезапно понимает, что ему надо не спрашивать, а отвечать. Вопрос, таким образом, меняет направление. Обращается уже не вовне, а внутрь. Вопрошающий осознает себя ответчиком...
Я – только парус. Ветер – это Ты. Ты – океан. Я – лодка в океане.
О, сколько высоты и широты! Какое жизнетворное дыханье!
Ты – над моей упрямою судьбой. Ты – над моей невыносимой болью.
О, только б быть всегда в ладу с Тобой! О, только бы ни капли своеволья.