Поэт, эссеист, публицист, автор сказок для детей и взрослых
Вдох делаю и расширяюсь —
вдыхаю таинство, как ветер:
закрыв глаза и слух от сплетен,
я узнаю́, чего не знаю.
Мысль — место встречи с её автором (в Авторе).
Человек — не фабрика по производству добрых дел, к нему нельзя относиться утилитарно. Человек — не средство для получения того или иного добра, он сам — цель.
Свобода — это богообщение. Общение с Богом и в Боге, общение богом в себе с богом в другом. Свобода — это бытие в Боге. Быть собой с самим собой или с другими, или с Богом, можно только пребывая в Боге.
Как пёс приходит с прогулки по пустырю в репьях, так читатель должен приходить с прогулки по книге весь в искрах жизни, смыслов и радости.
Часто люди — более звери, чем звери.
Человек — не функция, а бытие.
Не мир осоливает соль, а соль осоливает мир.
Если вынуть из сердца небо, что останется? Земля? Нет, земля без неба жить не может, земля без неба быстро провалится в ад.
Быть вполне человеком — это быть и для себя человеком, и для другого, иначе не бывает. Кто не смог быть человеком для другого, быть может захочет быть человеком для себя. Потому надо оставлять дверь открытой — вдруг виновный войдет, вдруг совесть его понудит к человечности. Совесть может неожиданно для самого человека заставить его поступить не корыстно, а по-человечески.
Как отпраздновать человека в человеке? Кого поздравлять - себя или его? Лучший способ поздравить себя, поздравив его - ибо он причина радости. Человек, взрастивший в себе человека, сохранивший в себе человека - это герой. Он подобен солнышку в непогоду - согревает и радует, веселит душу посреди ада мира...
Порой я смотрю на людей, как на клумбы. Всё, что растёт на них, кем-то было посажено или, наоборот, не растёт, потому что некому было посадить. Или кем-то вытоптана клумба. Только сорняки распространяются самосевом (а то и при участии ближайших родственников и друзей). Цветы же на клумбе — всегда плод чьих-то усилий. Но человек — это тот, кто делает и выбирает сам. Не всякому везёт с роднёй и окружением, потому верно судить о «клумбе» не так-то просто...
Поднимаюсь на горку, и моим глазам предстаёт такая картина. Стоит перед не лужицей, а просто влажной выбоиной в асфальте, голубь: расслабился, нахохлился, выпрямился, вытянулся, вырос в своих (и моих, заметим) глазах - пингвин, а не голубь. Пингвин на море. И хорошо ему, несмотря на жару. Что он себе воображает представить сложно...
Куда подует ветер, туда он и поклонится. Флюгер? Нет, тростник. Потому важно, кто управляет ветром.
А возможен ли тростник, свободный от влияния ветров? Да, это небесный тростник. Он сам себе выбрал подходящий для него ветер, и пока дует в нём один, не может дуть другой. Совсем-совсем не может? Да, пока дует в нём избранный - если дует: тогда он - флейта....
Все на свете крылья, которыми крылаты люди — это суть одни и те же крылья (общие — всеобщие или, вернее, крылья всеобщего). Их всего два: Божье и человеческое, все мы летаем на этих двух, но без первого второе немощно.
Любить свои крылья, ненавидя чужие, невозможно — это одни и те же крылья...
Во время прогулок с Ве мы всегда кормим птиц, потому птицы летят к нему, несмотря на то, что Ве любит, играя, нападать на них и разгонять. Голодные голуби порой встречают Ве прямо вблизи подъезда. А те, что дальше от дома живут, слетаются к его лапам едва заметят нас. Бывает, что некоторые прилетели слишком поздно, когда всё почти съедено, тогда они сопровождают нас, следуют за нами по ближайшим дворам, двигаясь в небе, затем спускаются в ожидании корма, словно домашние. Голубей мы так шутливо и называем - Венины «курочки»...
(Подборка для книжки)
Хочешь согреться — грей!
* * *
Здравомыслие — это совесть, а не интеллект. Движение к здравомыслию — это путь очищения совести.
* * *
Чистые люди чужие лица не пачкают.
* * *
Главное в каждом человеке то, что можно в нём любить. И это то в нём, что Христово...
Противостояние цветка и бронетранспортёра - понятно чем всё кончится. Но, как ни странно, люди делятся на тех, кто выбирает либо то, либо другое существование - образно говоря. Третьи - ничего не выбирают, за них выбор делают другие.
Некоторые люди выбирают железо и мощь, другие - цветение и свободу. Первые лишены бонусов вторых, а вторые - бонусов первых. Но вторые не завидуют судьбе первых, они любят нечто противное тупой железной силе, которая ненавидит всё, что ей не подчиняется. Но разве может цветок подчиниться бронетранспортёру? По природе вещей не может - цветок от него совершенно отчуждён. Кроме одного случая...
Антиптица — поэту
— Поэт? Чем платить будешь? Нет, птицу давай! Птицей плати, твоя жизнь и так у меня в кармане, а птица слишком вольная — нечего ей произвольничать. Умрёшь лучше с птицей? Нет, ты и так умрёшь, вот только без птицы. Уж я постараюсь, чтобы без... Поэт отдельно, птица отдельно — и будет вам смерть. Птица бессмертна? Может быть, но не здесь, здесь — я не позволю, я — антиптица.
Вот так сорвёшься с очередного крючка, повиснешь над очередной бездной и летишь, думаешь о том, что жизнь одновременно падение и полёт: летает тот, кто не боится падать, срываясь с крючка. И некоторые умудряются полюбить более всего именно момент, когда срываются с крючка. Однако жизнь была бы слишком мёртвой, если бы в ней был невозможен настоящий полёт — вне связи с крючками...
- Я хочу вылупиться в жизнь, - сказала Смерть и вылупилась.
Её глаза уставились в глаза Евы глазами Змия. Жизнь в Еве растерялась, не сразу поняв, ЧТО она видит (раньше ей не приходилось встречаться лицом к лицу со смертью).
- Ты хочешь вылупиться в смерть, - сказала Смерть Еве, - иначе ведь не поймёшь, что такое жизнь...
Люди превращаются в заборы. Внутреннее пространство перестаёт быть актуальным и действующим, в нём постепенно поселяется пустота. А человек словно переселяется из дома внутреннего в забор, но не замечает этого. Именно потому, что не замечает происходящих внутри него перемен, он перестаёт видеть и свой дом, и себя - начинаются злоупотребления забором...
Понять, что такое инобытие невозможно прежде, чем попадёшь в него. Так, бабочка никогда не сумеет сказать: «я — гусеница» (и ведь она правда не гусеница, хоть и была ею — она УЖЕ НЕ гусеница) и не сумеет понять, что значит быть гусеницей.
Гусеница, впрочем, тоже не сумеет соврать: «я — бабочка» (она даже не была ею — она ЕЩЁ НЕ бабочка)...
Поэт и тайна, Тайна и поэт -
иного, может быть, на свете нет.
Это не о том, что не поэты - не люди, а о том, что все люди - поэты, только позабыли об этом. И Бог - Поэт, значит и у Него есть своя тайна.
И тут может увидеться неожиданный вопрос: Бог как Поэт познаёт Тайну или тайну? Или же и тайну, и Тайну - как и человек. И Его тайна и Тайна, как и человеческие, связаны друг с другом...
Жизнь — это рубаха, которая связана (сплетена) кем-то где-то там, здесь мы её день ото дня всё больше распускаем, а нить сматываем в клубок. Там — рубаха, а здесь — просто клубок? Клубок — это наше время, которое там отмерено в согласии с тамошним изделием. Но если начать и здесь плести какие-то вещи, а не просто распускать тамошнее и сматывать в клубок (наверное, сматываем всё-таки не мы сами, а кто-то другой — за нас, мы же только распускаем)...
Плоский ум не способен вмещать объёмные смыслы, для него их наличие, присутствие — всё равно, что отсутствие. Плоский ум не способен вместить истину, которая объёмна по самой природе вещей. Проекция объёмной истины на плоский ум — это пошлость... Пошлость — это низость, рядящаяся под немощь (или что-то другое — неважно). Пошлость — это низменное, изображающее из себя высокое. Пошлость — это неподлинность...
Пища богов — стихи, поэзия. Нектар — это и есть поэзия. Слова внутри полны этим божественным нектаром, который собирают поэты, словно пчёлы, для своих творений. Чтобы прочесть стихотворение, надо впитывать в себя нектар Слова, а не считывать внешние слова. Внешнее — лишь упаковка...
В каждом из нас живёт и подвижник, и обыватель, но кому мы даём «зелёный свет», в качестве кого преимущественно существуем - в этом сказывается различие. И, в зависимости от этого выбора, мы по-разному относимся к подвижнику/обывателю в другом... Подвижник от обывателя отличается тем, что подвижен, а подвижен он потому, что практикует разного себя, пытаясь найти себя истинного.
Поэт как представитель рода человеческого, конечно, не лишён самости. Более того, в отличие от обычного человека, она у него двойная: у поэта две самости - человеческая и поэтическая (здешняя и тамошняя). Но они по хорошему не совместимы, т.е. в нём есть либо одна, либо другая. Здешняя мешает быть нездешей, нездешняя - здешней, они в нём всё время спорят...
Добросить слово до небес не каждому дано потому, что для этого надо чтобы слово было целым, живым, тогда в этом акте соединяются воедино три силы, три целостности: сила человека, сила слова и сила благого Бога, всегда готового помочь, выйти навстречу. Настоящие стихи творят втроём...
Мужество поэта и мужество обычного человека - не одно и то же. Поэт живёт в ином мире, у него нет нужной мускулатуры для жизни в этом. Обычный человек не имеет нужной мускулатуры для жизни в ином мире. То есть, трудно им - разное, и боятся они разного.
Всякий человек боится, прежде всего, выпадения из своего мира, из своей обычной системы координат, к которой он приобщён, приноровлен не только по личным причинам, но и по дарованиям свыше...
В этом мире не бывает толпы, идущей в рай, даже если эта толпа марширует с иконами и крестами. Каждый, кто ищет такую топу, заблуждается и оказывается в плену своих иллюзий. В конечном итоге дьявол соберёт все возможные толпы под свои знамёна, в том числе марширующих с иконами и крестами - они-то и будут, вероятно, убивать святых, думая что тем служат Богу. Потому христианам важно не превращаться в толпу с какими-то СВОИМИ интересами, несмотря на то, что именно в это состояние всех гонят политтехнологи. Христианин - это не человек своей толпы, своей тусовки, а Христов человек.
...Единственное, что у него хорошо получалось - скандал. Вот закатит концерт на несколько часов и, глядишь, чувствует себя живым. Жена пришла с работы, устала, ребёнок орёт о переутомления - неважно, потому что такова жизнь. Не зря же от неё умирают.
Человек смертен потому, что не выбирает бессмертие, т.е. Бога. А что значит выбрать Бога не на словах, а на деле? Как минимум, надо перестать желать урвать что-то только для себя. Все мы делаем это - заботимся о себе, о своей безопасности, и потому хотим хорошее и лучшее присвоить себе, и желательно так, чтобы ТОЛЬКО себе - это повышает статусность. Богу это несвойственно. Бог - богат и щедро делится всем, что имеет, Он может потому и богат, что не присваивает ТОЛЬКО себе ничего. Другое дело, что взять у Бога божье можно только богоподобием своим - т.е. не всем дано взять то, что даёт Бог (но всем дана возможность стать такими)...