«Я был слеп, а теперь вижу…» (Ин. 9:25)

Кто такие святые?

Святых, как правило, принимают за людей необыкновенных, как бы ненормальных в хорошем смысле этого слова — т. е. не таких, как мы. И в этом суждении есть доля истины, с небольшой поправкой: ненормальными являемся мы, а не они. Святые — это как раз самые нормальные люди, каждый из них в свою меру приблизился к норме. Если этого не понять, все наши представления о цели и смысле их существования будут ошибочными.

«Какая радость быть человеком! Она познаётся, как только человек почувствует другого человека Христом», — восклицает преподобный Иустин (Попович), приоткрывая нам главную правду о святых: они чувствуют Христом. Для них Христос не абстракция, а сокровенная суть их богоустремлённой личности. Святые живут Христом и во Христе, они думают Христом, чувствуют Христом, действуют Христом. Христос для них стал первым другом и братом, первым помощником в делах и при этом единственным Царём их внутреннего мира.

Общение святого с миром, с другими людьми осуществляется не напрямую, а опосредовано — через Христа. Он смотрит на всё через Христа, как через линзу, выпрямляющую все кривизны человеческого ума.

Трудно ли достичь такого состояния? Безусловно трудно, но гораздо труднее решиться на это. Главная трудность заключается в отсутствии у нас желания жить по Богу и с Богом. На самом деле большинству из нас нужно что-то другое, ради чего мы готовы трудиться, терпеть лишения и даже приносить какие-то жертвы. Нам не Бог нужен, иначе бы мир, лежащий во зле, давно превратился в рай. Мы — меньше, мы довольствуемся меньшими целями и достижениями. Потому и трепещем перед чудесами, которые легко, без малейшего напряжения, совершают святые. У них это происходит как-то непроизвольно, само собой. Они зачастую и не думают о своих чудесах, как о чудесах. Чудо — норма их жизни.

И вот что важно: чудо — норма жизни вообще, то есть и нашей тоже. Чудо — это нормальное состояние мира. Если б мы были нормальными, то было бы нам по слову Спасителя: «скажете горе сей: „перейди отсюда туда“, и она перейдёт; и ничего не будет невозможного для вас» (Мф. 17:20).

Только мы сначала должны стать собой, мы должны стать нормальными. Пока же в нас доминирует ненормальность, болезнь разделённости всех со всеми, кажимость возможности жизни отделённой, обособленной, когда я — только для себя, когда все — для меня, когда окружающий мир и люди, и даже Бог, если бы это было возможно, — лишь средства для удовлетворения моих прихотей.

Мы умертвили всё вокруг себя, умертвили себя, и желали бы умертвить самого Бога, чтобы Он не нарушал порядок вещей в убитом нами мире. И вот трудами святых, их молитвами и делами, их жаждой, жизнь врывается в заскорузлость нашего полумёртвого мира, и воспринимается нами как чудо. Однако мир стоит только благодаря этому чуду, и рухнет он именно потому, что люди перекроют все возможные пути чуду, возжелав подчинить его себе.

Свойство жизни — стремиться навстречу и перетекать из одного сосуда сердца в другой. Когда люди замыкаются на себе и своём, они заболачивают свои сердца, и там вместо жизни и благодати поселяются мерзкие жабы. Господь не может жить в болоте эгоистичного сердца. Он идёт туда, где течёт многоводная река жизни, где все нужны всем, а исток этой реки — Сам Господь.

Чем же святые отличаются от нас? В чём их нормальность и наша ненормальность? Правильный ответ на этот вопрос укажет и правильный путь к изменению себя, т. е. путь покаяния.

Собственно покаяние — это перемена ума, своего рода перестройка, переосмысление. Наши грехи суть — заблуждения, ошибки, погрешности, искажения, неправильное видение и понимание того, что нас окружает, и самих себя.

Заблудший, т. е. заблуждающийся человек, это тот, кто неверно судит О БОГЕ, О МИРЕ и О ЧЕЛОВЕКЕ, и чтобы исправиться, ему надо переменить ум именно в этом направлении, т. е. начать правильно мыслить. Мы — это как раз заблудшие, ненормальные люди, видение которых перевёрнуто с ног на голову. И о чём бы мы ни размышляли, о чём бы ни говорили, всё оказывается, как минимум, полуправдой, а то и попросту ложью. И с этим ничего нельзя поделать: пока в голове не произойдёт переворот, пока все понятия и ценности не займут надлежащие им места внутри нас, кошмар будет продолжаться.

Покаяние — это приведение нашего ума в соответствие с реальностью. Покаявшийся человек словно прозревает, он начинает понимать, как действительно устроен этот мир. То, о чём свидетельствуют истины веры, и во что мы поначалу просто верим, становится очевидным, не подлежащим сомнению.

Правда заключается в том, что мир зиждется на любви, что главный закон жизни — любовь, и что жить можно только в любви и любовью. Речь идёт не об абстракциях, а о Боге Любви, о Боге Творце, без которого ничего не может быть, и которого мы познаём во Христе.

Посредством покаяния человек сначала избавляется от множества заблуждений спящего ума, как бы пробуждает от мертвенного сна свой разум. Для пробуждения необходимо длительное и старательное очищение души от «струпьев» эгоистичной ветхости, от пыли и грязи самостного бытия.

Можно сказать, что первый этап покаяния приводит человека в сознание, он приходит в себя и начинает видеть всё как есть на самом деле. И, безусловно, увидев себя в наготе подлинности, без воображаемых прикрас, человек приходит в ужас от увиденного. И только из этого ужаса рождается в нём подлинная жажда Бога.

Как странник посреди пустыни грезит только о воде, так проснувшийся от греховного сна человек ищет одного — Бога, который только и может утолить жажду пробуждённого в подлинную жизнь человека.

Теперь несложно понять, почему мы можем спокойно жить без Бога или довольствоваться какими-то малыми делами, которые кажутся нам богоугодными, в то время как святые буквально умирают без Бога. Им Бог необходим как воздух, в отличие от нас — а сколько можно прожить, не дыша?

Следовательно, большинство из нас пока спит и видит сны о себе, о мире, о Боге, которые не имеют ничего общего с действительностью. В снах мы обходимся без знания правды о себе, и это незнание причина того, что мы кажемся себе хорошими. Не идеальными конечно, но вполне приличными — нормальными.

Сколько усилий требуется для достижения хотя бы первой «послепокаянной» степени нормальности, можно видеть из того, что многие известные подвижники благочестия, многие праведники и святые, когда их уже почитали за праведников по делам их, на вопрос о покаянии говорили: ещё и не начинал. Они — не мы, потому сказанные ими слова не кокетничанье, а правда. Просто нет пределов покаянию, ибо за каждым снятым греховным слоем проступает другой, требующий такого же покаянного усилия.

Прийти в разум, стать здравомыслящим человеком — это только начало пути, и на достижение этого результата порой человек тратит всю свою жизнь, по крупицам собирая в себе подлинную картину себя и мира, словно из пазлов. А впереди его ждёт многотрудное восхождение суть которого в преодолении своего несоответствия тому образу себя, который он в итоге собрал. Я реальное не совпадает с Я идеальным, и человек начинает борьбу за торжество в себе подлинного человека. И, как мы заметили выше, это торжество осуществимо только в том случае, когда всё существо своё человек преподнёс в дар Христу, сделав Спасителя Царём своего внутреннего мира.

Зачем совершаются чудеса?

Разумеется, никто из нас не отказался бы присутствовать при совершении чуда. Мы бы глядели во все глаза, стараясь ничего не пропустить — как в цирке, во время сложного трюка. Но этого мало.

И мы, конечно, радовались бы, получая исцеление от мучительной болезни — ещё бы! Но и этого мало.

В главе 9 Евангелия от Иоанна, где рассказывается об исцелении Христом слепого от рождения человека, сам Христос объясняет «зачем чудеса»:

«И, проходя, увидел человека, слепого от рождения. Ученики Его спросили у Него: Равви! кто согрешил, он или родители его, что родился слепым? Иисус отвечал: не согрешил ни он, ни родители его, но это для того, чтобы на нем явились дела Божии» (Ин. 9:1–3).

Затем Господь исцелил этого человека, чем вызвал гнев фарисеев¹, ибо совершил это в день покоя — субботу. Фарисеи допрашивали исцелённого, говоря, что не знают кто есть и откуда пришёл исцеливший его. На что бывший слепым, а теперь прозревший отвечал:

«Это и удивительно, что вы не знаете, откуда Он, а Он отверз мне очи. Но мы знаем, что грешников Бог не слушает; но кто чтит Бога и творит волю Его, того слушает. Если бы Он не был от Бога, не мог бы творить ничего» (Ин. 9:30–33).

Исцелённый Христом воистину прозрел и посрамил многомудрых фарисеев, оказавшихся на деле слепыми. С тех пор прошло две тысячи лет, а мы снова и снова приобщаемся к этому исповеданию прозревшего слепца, на себе явившего миру дело Божье.

Итак, чудеса помогают нам явно увидеть дела Божии, которые всегда суть любовь и исцеление. Даже гнев Божий — всего лишь свидетельство того, что человек идёт вредным для себя путём, что необходимо покаяние, иначе его ждёт беда.

Чудо, таким образом, лишь один из способов призвать человека к подлинному бытию и общению с Богом. Чудо поражает наше воображение и на миг как бы приоткрывает завесу реальности для спящего умом человека. Чудо показывает, что кроме обыденной рутины, в которую мы погружены с головой, существует совсем иной уровень бытия.

Посредством исцеления от страдания Бог как бы говорит: Со Мной тебе будет намного лучше и радостнее, чем без Меня. Приходи ко Мне поскорее, Я заждался. Моя любовь стремится осчастливить тебя, не мешай Мне.

В страдании человек соприкасается с подлинной реальностью, его грёзы не так сильны в момент страдания, и он рискует проснуться. Потому Господь всегда рядом со страдающим человеком: не по злобе, не потому, что Ему нравится, когда человек страдает, а потому что только в страдании спящий человек — подлинен. До него проще дотронуться, прикоснуться, прорваться сквозь панцирь его заблуждений.

В счастье же духовно спящий человек становится ещё более слепым, и ещё более спящим, поэтому святые очень часто убегают, как можно дальше от всего, что обычному человеку кажется единственно желанным.

Выходит, мы и святые движемся в разных, зачастую противоположных, направлениях. Формально это отражается в привычной всем словесной формуле: мы занимаемся самоугождением, а святые — Богу угождением.

Уставшему от неустроенности мира человеку чудо показывает красоту и правду иного бытия, устроенного в согласии с волей Творца, в согласии с Его замыслом о сотворённом Им мире. Словно искра промелькнёт в момент соприкосновения с тайной, которая запечатлеется в сонном сознании человека. И тогда он, вкусивший этой дивной красоты, будет всю жизнь искать её, стремиться к ней, пока не найдёт.

Чудо долго не длится:
если в дом постучится
чудно,
помни, что чудо —
это просто причуда.
Прихоть неба, и только:
не законна нисколько.
Чудо
жаждет случиться,
а не впустишь —
умчится,
птицей в небо умчится
и с тобой не случится.²

Чудо способно пробудить в человеке желание искать Бога, но если он упустит этот миг, если не воспользуется подаренной свыше возможностью приобщиться к горнему, если не побежит со всей доступной ему скоростью в направлении зова, если пренебрежёт зовом Всевышнего, то встреча с чудом ничего ему не даст. Чудо станет для такового — утраченной возможностью.

На краю пропасти

Зная себя, помня о человеческой склонности к лени и сонливости, подвижники старались лишать себя возможности лениться. Они бежали в пустыни не столько от гонителей, сколько от удовольствий мира сего, о чём красноречиво свидетельствует сама история христианства: пустынножительство и монашество расцветают как раз после исторической победы христианства, когда быть христианином становится модно и выгодно.

Желая принудить себя к постоянному труду во имя Господне, подвижники поселялись в таких местах, где само физическое выживание оказывалось невозможным без подвига, обращённого к Богу.

Это крайне важно, что не самонадеянность, а именно упование на Бога, а значит и постоянное молитвенное предстояние перед Ним, является краеугольным камнем подвижничества. Оказавшись в крайне стеснённых жизненных обстоятельствах, человек по-настоящему вопит к Богу и приучает себя к беспрерывному стоянию в Боге.

По большому счёту, человек — существо, всегда живущее на краю пропасти, только мало кто осознаёт это. «Не есть ли жизнь человека на земле паломничество по безднам?— вопрошает прп. Иустин (Попович)³. — Ведь всякий серьёзный вопрос, который человек задаёт себе или мир — человеку, уводит его мысль в бездну. Вопрос истины разве не есть бездонная проблема? В поисках истины, пробиваясь к её святилищу, мысль человека всегда пробирается через страшные пропасти. А проблема справедливости, а проблема добра, а проблема зла — всё сплошь пропасти и горные ущелья, паломничества, мучительные и тяжёлые, разве нет?».

И всякий живой умом человек непременно ответит «да!» на это вопрошание. Так что если пребывать вполне в здравом уме, сам мир, в котором мы живём, покажется безжизненной пустыней или узким ущельем, где невозможно и дня прожить без Бога.

Зачем молиться святым?

Казалось бы, что сложного в том, чтобы обратиться к Богу за помощью? Разве Он не милосердный? Разве Он какой-то гордец, чтобы слушать только избранных? Но в том и дело, что наш голос не долетает до Бога не по Его, а по нашей немощи. Мы не чувствуем себя стоящими на краю бытийной пропасти, мы просто желаем удовлетворения собственных хотений. Нам хочется получить от Бога не Спасение, которое Он нам предлагает, а какие-то выгоды, привилегии, подарки. Мы мыслим не Божьими понятиями, а мелкими человеческими. Потому святые гораздо лучше понимают нас, чем мы сами себя, и они уже как бы переводят наши прошения на понятный Богу язык.

Что это за язык? Разумеется, это — любовь или благодать. Надо быть исполненным любовью, чтобы говорить с Богом. Не обладая необходимой чистотой и простотой (именно так — простотой, потому что Бог — прост), человек при соприкосновении с подлинным Бытием, которое есть Бог, рискует попросту сгореть. Подобно тому, как плавятся провода, по которым идёт ток более сильный, чем тот, на который они рассчитаны.

Проще скажем так: говорить с Богом можно только Богом, который в нас — то есть Христом. Безусловно семя Христово есть в каждом человеке, только сердце одних стало благодатной почвой для него, и семя проросло, а сердце других — каменистая почва, где семечку нет возможности пустить даже малый росточек.

Святые — это люди, в которых из малого Христового семечка выросло большое дерево, и оно принесло соответствующие плоды, которыми можно питать других людей.

В святых живёт Христос, которым они разговаривают с Богом, и Бог слышит их, потому что слушает нас Он также Христом.

В родстве по Богу

С одной стороны во Христе все мы — братья и сёстры, усыновлённые дети Бога-Отца, и Христос — наш брат, причём не только духовный, но и, в определённом смысле, телесный. Он — историческая личность Богочеловек Иисус Христос, которого родила Пресвятая Дева Мария от Духа Святого, и Он стал в буквальном подлинно историческом смысле одним из нас. Он — второй Адам, в котором Бог желает восстановить, исцелить, поднять до Себя упавшего во грех человека, посредством приобщения его телом и духом ко Христу.

С другой стороны, каждый человек по причине всеобщей разделённости являет собой некоторую односторонность, ограниченность и одновременно направленность. Даже в житейском измерении, каждый человек силён не во всём, а лишь в том деле, которым особо увлечён, которому посвящает больше времени, к которому призван. Нечто подобное сохраняется и у святых. В зависимости от того, какие проблемы они преодолевали с Божьей помощью на своём пути, в них оказываются более развитыми те или иные способности.

«У кого что болит, тот о том и говорит». Святые, прежде всего, страдали из-за разрыва с Богом. Они, как ветхий Адам, изгнанный из Рая, плакали об утрате Бога и жаждали воссоединения с Творцом, стремились к скорейшему воссоединению в Боге со всеми людьми, к обретению целостности и целомудрия. Попутно каждый преодолевал конкретные житейские проблемы и нестроения, конкретные недуги, в том числе и телесные. Потому, одержав победу над миром и собой во Христе Иисусе, святые получили навык к уврачеванию всего того, что сумели победить. Отсюда известные предпочтения какому святому в каких обстоятельствах молиться.

Ещё более родство между людьми обнаруживается в устроении души — это так называемое духовное родство. И оно вполне сохраняется при нашем обращении к святым. То есть, близкие нам по душевной организации святые, особенно жившие в схожих жизненных обстоятельствах, как правило, являются самыми подходящими для нас наставниками в деле спасения.

Вообще «родственника на небесах» лучше выбирать сердцем, а не разумом. Если оно возгорается пламенной любовью, если оно согревается от прикосновения к святому, либо при чтении его жития, либо при чтении его поучений и наставлений, значит это — наш святой.

Хотя, в полной мере таким «нашим» легко становится всякий, кто приобщился ко Христу и в ком течёт Христова река жизни. Это хорошо видно по самым известным, самым дорогим христианскому сердцу святым, таким как прп. Серафим Саровский, блж. Ксения Петербургская или св. прав. Иоанн Кронштадтский. И в этом нет ничего удивительного. Чем ближе человек к Богу, тем роднее для него становится всякий даже чуждый по плоти человек.

Общаясь во Христе и через Христа, общаясь Христом, легко преодолеть всегдашнее непонимание между людьми, происходящее от нашей человеческой ограниченности и непохожести, когда мы словно на разных языках изъясняемся, когда даже говоря об одном и том же, употребляем различные слова или одними именами называем различные вещи.

В Боге людей роднит ни что иное, как любовь к Богу. Потому и ближним в христианском смысле является не близкий по плоти, по интересам или талантам человек, но тот, кто нуждается во мне. Ближний мне — это тот, кому я должен помочь, а должен я всякому, кто во мне нуждается и кому я в силах помочь.

Только тут важно различать прихоть и нужду, потому что Бог не капризы исполняет, а спасает. Наше вопрошание, наша жажда — и есть тот путь, по которому приходит Бог.

Поначалу Он зовёт нас к Себе, отзовёмся ли на Его зов? Как металл отзывается на «зов» магнита, так и Христовы родичи отзываются на Его голос — всем существом своим, а не только мыслью.

Господь слышит нужду всякого человека, находящегося с Ним в единстве. Потому помощь свыше приходит иногда раньше, чем сам человек попросит. Зов сердца звучит громче, чем зов разума, и, если это полезно для человека, Бог приходит к нему Сам или посылает святых своих ему в помощь. Ангелы Божьи тоже нередко приходят на выручку сами к тем, кто воистину стал братом и другом Христовым.

И нет большего счастья для человека, чем пребывать в этом спасительном родстве.

________________

1. Фарисеи (по одной из этимологий: евр. перушим — отделившиеся, т. е. отделившийся от толпы неверных) были представителями самого влиятельного религиозно-общественного течения в Иудее. О них впервые говорит евангелист Матфей (3:7-9). Иосиф Флавий впервые говорит о фарисеях как одной из трёх сект (наряду с саддукеями и ессеями) в 13-й книге Иудейских древностей (13.5:9). Фарисеи, в отличие от саддукеев, признавали будущее воскресение, существование ангелов и духов. Они проповедовали строгую жизнь, ритуальную чистоту и точнейшее исполнение закона. Представители этого течения боролись против языческого влияния на народ, отстаивали национальную самостоятельность. Со временем в их учении и действиях всё сильнее стало проявляться человеческое начало, нарастали формализм и обрядовость.

2. Стихотворение автора.

3. Философские пропасти. Цикл очерков преподобного Иустина (Поповича).

30/05/2016