Дмитрий Бабич: «Человечество надело очки из осколков зеркала Снежной Королевы, позволяющие видеть только злое и мелкое»

Автор: Светлана Коппел-Ковтун
Дмитрий Бабич
Дмитрий Бабич

Мой собеседник - Дмитрий Бабич, журналист, политический обозреватель, переводчик... и большой друг Поэзии, а это непременно значит - поэт, т.е. человек, который владеет языком поэзии (в придачу к пяти иностранным). И хотя пользуется он этим своим умением крайне редко, стихи он не только любит, знает, но и пишет. Вот, например, его «Миньона. Из Гёте*»:

Молчанье – долг мой. Если б мог,
Открыл бы я тебе всю душу.
Но мой язык отрезал Бог,
И я запрета не нарушу.

Растает ночь, как след чернил,
Под промокашкою восхода,
И скалам не достанет сил
Держать в плену земные воды.

О если б, как родник, я мог
Пробить скалу непониманья!
Но на устах моих – замок,
А ключ у вечности в кармане.

Человек, умеющий так трепетно звучать-дышать словами, знает кое-что о мире, что не открыто людям слишком здешним, потому я подготовила для Дмитрия вопросы, которые мало кому можно задать.
 

- Я бы хотела поговорить с вами о больших словах и больших идеях. Мы живём во времена, когда всё большое выброшено как хлам - за ненадобностью. Большое врёт - говорят нам, живите мелким. Вы согласны с таким, упрощённым конечно, но всё же верным, описанием современности? Если согласны, то кто, на ваш взгляд, этот хитрец, который сумел убедить человечество в своей лукавой «правде»?

- Думаю, что забвение больших идей связано с чрезмерной информированностью о мелком. Современные средства слежения позволяют выяснить всю «подноготную» любого человека: от великого писателя до мельчайшего служащего, современного Акакия Акакиевича. Человечество надело очки из осколков зеркала Снежной Королевы, позволяющие видеть только злое и мелкое – и в непосредственной близости, и на огромных расстояниях. Люди разучились видеть большие формы – особенно вдалеке. В итоге люди перестали смотреть вдаль, а когда они всё-таки поднимают глаза к горизонту, они видят либо что-то черное (тогда они говорят, что это «ультра-правые»), либо что-то кроваво-красное (тогда они говорят, что это ультра-левые). Горы, зеленые долины и водопады, видевшиеся нашим предкам, для нас просто не видимы. 
А ведь еще Есенин сказал: «Лицом к лицу – лица не увидать.// Большое видится на расстояньи».

- Большими словами говорит поэзия. Большими смыслами - философия. Большие идеи создавали всевозможные идеологии как способ идти в то или иное «светлое будущее». А что теперь? Вспоминается Ницше, увидевший в философском созерцании последних людей и ужаснувшийся их ничтожности и мелочности. Помните: «Горе! Приближается время, когда человек не пустит более стрелы тоски своей выше человека и тетива лука его разучится дрожать!» «Горе! Приближается время, когда человек не родит больше звезды. Горе! Приближается время самого презренного человека, который уже не может презирать самого себя.Смотрите! Я показываю вам последнего человека». «Земля стала маленькой, и по ней прыгает последний человек, делающий всё маленьким»...
Не кажется ли вам, что обычные, маленькие в нашем контексте, слова живут только благодаря большим? И они умирают вне больших контекстов? Теряют сами себя. И потому люди сегодня себя теряют...

- Через увлечение Ницше я прошел в молодости, как и почти всякий думающий человек последних полутора веков. Ужасно, что его идеи использовали нацисты и ранние предтечи большевиков («Буревестник» Горького – ницшеанское произведение, хоть советские люди об этом и не знали). Сейчас ближе ницшеанства для меня - мысль Достоевского о всеединстве и братстве людей и нашей обязанности служить этому братству. С годами  я все реже списываю кого-либо в разряд «жирных гагар» за лишний вес или за привычку прежде всего заботиться о своей семье, а уж потом – о страдающих где-то далеко людях. (Недавно я нарочно перечитал роман Диккенса «Холодный дом», где есть персонаж по имени миссис Джелеби – глупая женщина, которая все свои заботы и деньги посвящает помощи африканцам, когда ее собственные дети голодают).
Я стараюсь жить с мыслью, что все мы – толстые и тонкие, ползая и летая – движемся к выполнению Божественного замысла о человеке и мире. Вот этот Божественный замысел – близкое мне «большое слово».
Но при этом я не слепой, я вижу, что рабство – противоположность Божественного замысла – никогда не уходило из нашей жизни со времен Ветхого Завета, оно просто принимало другие формы.
Новая форма рабства – офисная культура, кликбейт, ужасная идея главы Роскосмоса Рогозина снимать все движения рабочего-ракетостроителя на камеру, оправдывая это соображениями безопасности полетов. Это ужасная пародия на «Божье око». С этим надо бороться, в том числе и политическими средствами.
Так что свою будничную жизнь я измеряю высокими словами. С одной стороны – Божественный замысел о человеке, братство всех людей, выкупленных дорогою ценой – кровью Христа. С другой стороны – рабство, цифровой ГУЛАГ, а также бессмертная фраза Конан-Дойла: «А разве пособники дьявола не могут быть облечены в плоть и кровь?» И да, вот еще: слово «борьба» для меня – высокое слово. Я оправдываю его словами апостола Павла: «Наша брань – не против плоти и крови, но против темных начальств, против мироправителей тьмы века сего, против духов злобы поднесбесных».

- Наверное нетрудно предугадать следующий шаг политиканов, отлучивших человека от больших слов (т.е. от Сердца и Бога), больших смыслов, идей, содержаний. Это всё ведь было нужно только для того, чтобы разрушить прежний мир, чтобы выкорчевать удерживающие его столпы. Затем непременно последует следующий этап подмены больших слов. Они как бы снова придут, но подменёнными, упакованные в ложные фантики, или фантики будут узнаваемыми, а содержания совершенно иным, противоположными. Так будет, я уверена, потому что иначе не может быть. Антихрист не будет атеистом, в него же надо веровать, ему надо поклоняться. Религией Антихриста будет религия подменённых больших слов поэзии, истины. Подменённое небо. Антипоэзия. Сначала человека выдернули, как цветок, из грунта привычного, питающего его жизнь, а потом воткнут в какой-то новый, испорченный «химикатами» грунт или засушат и поставят в музейную вазу - образно говоря.

- Да. Подмена больших понятий уже происходит на наших глазах. Вместо Свободы Любви – «права секс-меньшинств», например. Вместо Поклонения Женщине – агрессивный феминизм, с установлением квот на женщин в рядах топ-менеджеров. То есть – обязательной доли лиц со вторичными женскими половыми признаками в рядах надсмотрщиков над рабами обоих полов (английское слово «супервайзер» на русский так и переводится – «надсмотрщик»). Сейчас происходит подмена высоких понятий из словаря либеральной идеологии (равенство возможностей, свобода голосования, свобода выбора образа жизни – все эти вещи доводятся до абсурда). До этого так же произошла подмена слов из словарей идеологий социалистической и национальной.
Когда-то в раннем Советском Союзе (не путать с поздним, довольно уютным) – в раннем Советском Союзе так же подменили равенство – уравниловкой и очередью, достойное совместное житье – «коммуналкой», общественную собственность – бесхозяйственностью. И очень пострадали люди, которые в это поверили.
Я все больше убеждаюсь, что «чистого зла» в жизни людей последних двух веков было немного. Почти всегда Зло было – бывшее Добро, изменившее свое лицо до неузнаваемости. И да, самое страшное – поверить в это Зло, рядящееся в одежды бывшего Добра. Это же так просто, так комфортно. Множество ныне ненавидящих Россию «старых либералов» - это люди, все еще «рассчитывающиеся» с Советским Союзом за старые обиды. Но месть их обрушивается на ни в чем не повинных нынешних русских людей. Так латыши и эстонцы, все еще «довоевывая» войну с СССР, на которую у них не хватило в свое время мужества, запрещают живущим с ними русским детям получать образование на их родном языке.

- Можете сформулировать, за что вы любите поэзию? И что такое поэзия по-вашему?

- Поэзия – это концентрированное выражение жизни. Восторг перед жизнью, желание всю ее обнять, весь мир за нее поблагодарить, а если мир нас не понимает, - прокричать ему о себе. Как говорит в своей песне Азнавур, «слова ненависти» - это часто последние слова любви. «Цветы зла» Бодлера или «150 000 000» Маяковского – это как раз такие «последние слова любви».
Внезапно охватывающее человека чувство всеобъемлющей радости и благодарности Богу – это поэзия (Пастернак). Но и чувство абсолютной покинутости с последующей жалобой Богу – тоже поэзия (Лермонтов, Генри Миллер).

- Поэтическое восприятие мира. Почему его так боятся режиссёры «нового дивного мира», почему поэтическое в нас сегодня под запретом? Наши большие слова чем пугают этих недобрых людей? Настоящестью? Приобщением к великому, к мировой сокровищнице, которая, конечно, от Бога и потому приобщает к Богу?

- Да, этим и пугает поэтическое восприятие мира менеджеров. Представьте себе, что вы держите в руках золотой запас маленькой страны, а расплачиваться в ней можно только золотом. Все люди этой страны – в вашей власти. И вдруг появляется человек, который обладает «философским камнем» - делает золото из всего: из осеннего дня, из мелодии придорожного музыканта, из старой книги. Что вы почувствуете к этому человеку? Ненависть. И вы, конечно, постараетесь объявить его сумасшедшим. Ведь он разрушает вашу монополию.  

- Какими бы стихами вы говорили от лица Птицы (духа человеческого) перед лицом Антиптицы (духа антихриста)? Своими, чужими - какими? Хотелось бы услышать из ваших уст несколько самых-самых страшных для Антиптицы стихотворений - на ваш взгляд.

- У Антихриста так много лиц, что на каждый его «роток» нужен особый поэтический платок. Но чаще всего это были бы чужие стихи. Лицемерному Антихристу ответил бы словами Цветаевой:

Буду грешить, как грешила всегда – со страстью!
Данными мне чувствами – всеми пятью!

А потом утрамбовал бы эту чопорную ханженскую Антиптицу словами Веры Павловой:

С извращенцем обрилась наголо.
Мазохиста секла до крови.
С импотентом в обнимку плакала.
По любви, по любви, по любви…

Кичащейся своей важностью Антиптице сказал бы словами хохла из анекдота: «Ой, батьку, выбачайте! Я думал, вы – Птыця!».

---

* Миньона (фр. mignon — миленький, славный, крошечный) — персонаж романа Иоганна Вольфганга Гёте «Годы учения Вильгельма Мейстера» (1795).

Беседовала Светлана Коппел-Ковтун

Ноябрь 2021

Газета «Радонеж» № 11 (337), 2021

Сайт Светланы Анатольевны Коппел-Ковтун

8

Оставить комментарий

Содержимое данного поля является приватным и не предназначено для показа.

Простой текст

  • HTML-теги не обрабатываются и показываются как обычный текст
  • Строки и абзацы переносятся автоматически.
  • Адреса веб-страниц и email-адреса преобразовываются в ссылки автоматически.