Подвижник от обывателя отличается тем, что он подвижен, а подвижен он потому, что практикует разного себя

В каждом из нас живёт и подвижник, и обыватель, но кому мы даём «зелёный свет», в качестве кого преимущественно существуем - в этом сказывается различие. И, в зависимости от этого выбора, мы по-разному относимся к подвижнику/обывателю в другом: победивший в нас обыватель яростно ненавидит подвижника в другом, мстя ему за своё поражение. Победившему в нас подвижнику нет надобности преследовать обывателя в других, и даже погордиться перед ними может лишь обыватель в нас (подвижник всегда занят другим - не обывательским, а подвижническим).
Подвижник от обывателя отличается тем, что он подвижен, а подвижен он потому, что практикует разного себя, пытаясь найти себя истинного. Его жизнь - постоянные опыты над собой, потому он бывает настолько разным, что описывающие его обыватели не дадут общего портрета*. Подвижник не приклеивается ни к своей биомашине и тому, что с ней связано, ни к своим ролям, ни к времени, ни к внешнему окружению. Он не гоняется за посюсторонним успехом, ему безразличны статусы, титулы. Подвижник завязан на вечном, ищет вечное, жаждет вечного.

Судить других свойственно обывателю в нас, а не подвижнику. Подвижник же ищет в другом равного себе - подвижника  и радуется ему, когда находит.

Обыватели, как правило, много о себе думают, когда судят подвижников - подвижники же их просто не замечают. И не по причине гордости, а по причине чуждости на уровне вещества. Подвижник не пытается угодить миру и обывателям его, не пытается делать что-то свойственное обывателям. Подвижник делает своё подвижническое, которое в корне отличается от обывательского. Он не играет в игры обывателей, потому обывателям может казаться, что они играют лучше в свои обывательские игры, что они более умелые игроки, чем все подвижники. Но если бы подвижники захотели, они бы легко обыграли обывателей. Подвижнику смертельно скучно в тесном обывательском зоопарке, где всё заведомо предсказуемо и лживо.

Подвижник в нас ищет подвига, но обыватель в нас тормозит его, говоря, что это слишком утопично и неразумно. Обывателю нужна синица в руке, а подвижник умирает без журавля в небе.  Причём подвижнику не нужен и журавль в руках, раз его место в небе - ему, скорее, хочется самому стать журавлём в небе, потому он бережёт от жадности обывателей (в том числе обывателя в себе) и небо, и журавля**...
---

* Обыватель по определению всё видит ложно, потому  обывательские описания всегда лишены подлинного смысла, ибо лишены глубины видения. Но на уровне штампов они иногда всё-таки совпадают, когда применяют  для описания феномена одни и те же ярлыки.

** Всякий подвижник делает это по-своему, т.к. подвижник - это первопроходец, он идёт путём, которым ещё никто не ходил, своим собственным путём. Обыватель же повторяет чужие схемы, не имея личного опыта, личного пути и, следовательно, личного решения. Всё, что видит обыватель, глядя на подвижника, - искажено обывательскими представлениями и, следовательно, ошибочно.

* * *

Когда подвижник не просто отыщет, но вступит в себя подлинного, т.е. обретёт себя в истине как  личное бытие, он обретёт не статику, но динамическое постоянство (т.е. цельность, а цельность = верность). Последнее не следует путать с мертвенным закоснением - это два противоположных друг другу состояния.